Джетро понимал это не хуже ее.
Ни старуха в усадьбе, ни батрак, ни мальчишка-подпасок не подозревали о случившемся.
Если об этом узнают в Саруме, репутация Джейн будет погублена навсегда. Дядюшка Стивен, по праву главы семьи, откажет ей от дома. В светском обществе Солсбери принимать ее не будут. О замужестве можно забыть. Имя Шокли навсегда покроется несмываемым позором.
Джейн подавила невольную дрожь – так во сне срываются в ужасающую черную бездну и, очнувшись, радуются чудесному спасению.
Она дала себе слово, что ничего подобного больше не повторится.
В Уинтерборн она приехала спустя три недели.
Уилсон учтиво поздоровался с ней, почтительно приподняв шляпу. Джейн украдкой поглядела на батрака и подпаска, – похоже, они ничего не знают.
– Прошу вас, забудьте обо всем, – улучив минутку, шепнула она Уилсону.
Он молча кивнул и, как обычно, подставил руку, помогая Джейн сесть в седло.
Джейн задрожала.
Жизнь шла своим чередом.
Джейн приезжала в Уинтерборн два раза в месяц, надолго там не задерживалась. Крышу так и не починили. В декабре Уилсон выгодно продал коров; к весне принесут приплод гемпширские овцы…
Январь выдался снежным, а в феврале Стивен Шокли снова захворал и в очередной раз объявил себя при смерти. Джейн целый месяц не отходила от постели больного.
По ночам, лежа без сна, она честно признавалась себе, что страстно желает встречи с Джетро Уилсоном. Ей очень хотелось приехать в усадьбу; однажды она даже вскочила на лошадь и отправилась на заснеженное взгорье, но у Олд-Сарума опомнилась и повернула домой.
В начале марта Стивен Шокли неохотно признал, что здоровье его пошло на поправку. Джейн, памятуя о том, что подходит срок возобновления аренды на усадьбу, решила съездить в Уинтерборн.
Тем временем Сарум готовился к празднованию радостного события – свадьбы Альберта-Эдуарда, принца Уэльского, старшего сына королевы Виктории, которая состоялась 10 марта 1863 года. По всей Англии ее отмечали пиршествами и торжественными шествиями.
Утром 10 марта Джейн, отправившись на прогулку по соборному подворью, увидела, как из здания капитула вышел Уолтер Гамильтон, епископ Солсберийский, в сопровождении каких-то незнакомцев. Джейн учтиво поздоровалась с епископом и с любопытством заглянула в капитул, где к ней подошел один из каноников.
– Ах, мисс Шокли, нам выпала такая честь…
– Что случилось?
– Сэр Джордж Гильберт Скотт, знаменитый архитектор согласился принять участие в реставрации собора, но сначала решил ознакомиться с результатами трудов Генри Клаттона. Хотите взглянуть?
Джейн давно не была в великолепном восьмиугольном здании капитула, с огромными окнами и изящной центральной колонной. Клаттон превосходно отреставрировал резные барельефы на стенах. Переходя от арки к арке, Джейн восхищенно рассматривала древние изображения, вытесанные неведомыми средневековыми мастерами; библейские сюжеты навевали мысли о стародавних временах. Ее внимание привлекли фигурки Адама и Евы, дышащие наивной простотой. Джейн с улыбкой вспомнила Джетро Уилсона.
У северного входа в собор, на лужайке певчих, она встретила Даниэля Мейсона.
– Мисс Шокли, Джетро Уилсон поручил мне вернуть вам деньги! – запыхавшись, воскликнул он и радостно добавил: – С процентами! Я ему объяснил, что пяти процентов вполне достаточно.
Джейн удивленно уставилась на него:
– Вы о чем?
– Ах, вы не знаете? Он уехал.
– Куда? – ошеломленно спросила она.
– Ему какой-то родственник ферму на севере завещал. Похоже, землю наследуют не только кроткие
[60]
, но и бывшие пьяницы.
Перед глазами Джейн все плыло; особняки на соборном подворье кружили в безумном танце.
– А как же усадьба?
– Уинтерборн? – переспросил Мейсон. – Так ведь срок аренды истек… Вот Уилсон вам ссуду и вернул, с процентами, а детей из Барфорда забрал и уехал. Говорят, ферма хорошая, сыроварня там, где-то на севере. Повезло ему…
Джейн рассеянно слушала Мейсона. Как же так? Джетро уехал, даже не попрощавшись…
– А где ферма?
– Не знаю. Где-то на севере, – повторил Мейсон.
– Благодарю вас, – непослушными губами вымолвила Джейн и направилась к дому.
– Мисс Шокли, так когда мне деньги принести?
– Попозже, мистер Мейсон, попозже.
Спустя четверть часа Джейн, переодевшись в черное платье для верховой езды и предупредив горничную, что вернется к ужину, торопливо вышла с подворья на Хай-стрит.
Джетро уехал… Впрочем, этого следовало ожидать. Она и сама его избегала. И все же сердце сжималось от боли.
Улицу заполнила шумная толпа. Джейн недоуменно поморщилась. Что происходит? Куда они все идут?
На углу Нью-стрит она столкнулась с великаном.
Господи, да ведь это же праздничное шествие! Джейн совсем о нем забыла. Как обычно, в Солсбери ни один праздник не обходился без традиционных символов древней гильдии портных – Великана и его верного коня Хоб-Ноба. Великан, наряженный в костюм вельможи прошлого века, медленно двигался вперед. Громадное лицо – маска, потемневшая от времени, – находилась вровень с окнами второго этажа; голову венчала треуголка, в зубах дымилась длинная глиняная трубка.
– Пропустите! Дайте пройти!
Джейн бесцеремонно расталкивала зевак, пытаясь протиснуться сквозь людской заслон, но, как в кошмарном сне, ее снова и снова оттесняли назад.
Дети с восторженным визгом бросились наутек от Хоб-Ноба; толпа на мгновение расступилась, и Джейн рванулась вперед, но шутовской конек стремительно преградил ей путь. Она попыталась его обойти, однако Хоб-Ноб настырно гарцевал вокруг, к несказанному удовольствию зрителей, которые подбадривали его громкими криками и заливисто хохотали.
– Прочь с дороги! – завопила Джейн, изо всех сил хлестнув плетью по шутовской лошадиной морде.
Фигляр под маской взвыл от боли.
Зеваки, с ужасом переглядываясь, поспешно уступали Джейн дорогу.
«Простую крестьянку наверняка бы затоптали», – подумала она.
Двадцать минут спустя Джейн вскочила на лошадь, которую вывел из стойла перепуганный конюх, и отправилась в Уинтерборн.
В усадьбе не было ни души. Ветер ворошил солому на крыше; меловая стена сада растрескалась от мороза. Джейн вздохнула и направилась к деревне.
– Ну что, опять к нему пришла? – раздался дребезжащий старческий голос.
Под деревом у тропы стояла старуха, презрительно глядя на Джейн.
