Тем временем деньги самого Годфри медленно, но неуклонно таяли. Тем не менее он испросил у епископа аудиенцию, дабы принести ему свои поздравления, и был счастлив, что его приняли.
Даже противники Джона Холла поддержали торговца в борьбе против епископа, однако Джон и Роберт Уилсоны сочли за лучшее не вмешиваться в распри между горожанами и церковниками. Обитатели особняка в квартале Нью-стрит упрямо держались в стороне и своего мнения вслух не выражали.
Тем не менее Джон Уилсон вынашивал далекоидущие замыслы.
Путь из Сарума
1480 год
Шестнадцатилетний Уильям Уилсон замер, укутанный холодной влажной пеленой апрельского тумана, мельчайшие капельки которого оседали на волосах, бровях и ресницах. Юноша продрог до костей и не ел со вчерашнего утра, но сейчас позабыл об этом. Узкое изможденное лицо осветила улыбка.
Белесая дымка покрывала реку и далекие меловые гряды, но лучи восходящего солнца уже начали разгонять туман, и перед глазами Уильяма возникали размытые очертания холмов, темные купы деревьев и тропка, убегающая на взгорье.
В утренней тишине золотой шар солнца выкатился из-за мелового хребта, и завеса тумана медленно сползла по склону в долину. Внезапно в белом мареве у речного берега глухо захлопали крылья, и шесть лебедей, вырвавшись из цепких объятий тумана, величаво взлетели над долиной. Тут же, словно по волшебству, дымка над во дой развеялась, явив взору особняк в излучине реки. Массивное серое здание, увенчанное остроконечной двускатной крышей, парило среди невесомых клочьев тумана, будто корабль в морских волнах.
От красоты замирало сердце. Уильям Уилсон восхищенно вздохнул, забыв, что в его бедах повинен владелец особняка. Сегодня юноше предстояло навсегда проститься с родным домом.
– Вот дождусь, когда лебеди вернутся, и уйду, – еле слышно пробормотал он.
Новый владелец Авонсфорда построил особняк на месте древнего манора Годфруа, с гордостью объявив:
– Вот теперь это – достойное жилище джентльмена.
Новым владельцем Авонсфорда был Роберт Форест.
Десять лет назад Джон Уилсон и его сын Роберт, торговцы из Солсбери, переехали из города в Авонсфорд и в ознаменование перехода в дворянское сословие решили сменить фамилию, взяв себе благозвучное, по их мнению, имя Форест
[36]
, якобы свидетельствующее о древних корнях.
Джон Уилсон еще несколько лет занимал особняк в квартале Нью-стрит, плетя паутину своих тайных дел и накапливая богатство. Роберт перевез семью в Авонсфорд, взяв манор в аренду у лендлорда, епископа Солсберийского, на срок в три жизни, с условием дальнейшего продления. Форесты немедленно приступили к перестройке полуразвалившегося дома, дабы привести его в состояние, подобающее их новому высокому положению.
Середину особняка занимал просторный зал, а в боковых крыльях располагались комнаты с фонарными окнами во всю стену: частные покои с высоким сводчатым потолком и потемневшими от времени дубовыми перекрытиями и так называемая зимняя гостиная – предмет особой гордости Роберта. В гостиной находился огромный камин; стены, облицованные резными дубовыми панелями, делали ее похожей на замысловатую деревянную шкатулку. Джон Уилсон презрительно фыркнул, увидев это великолепие, но Роберт объяснил отцу:
– Сейчас так принято в лучших дворянских домах.
Старик только хмыкнул и больше не сказал ни слова.
Здесь, в зимней гостиной, стоял тяжелый дубовый шкаф, на полках которого красовались богато переплетенные книги – неотъемлемая принадлежность жилища знатного господина. Библиотечное собрание Роберта Фореста включало в себя геральдические справочники, роскошно иллюстрированную рукопись «Кентерберийских рассказов» Джефри Чосера и «Книгу о короле Артуре и его доблестных рыцарях» – сборник артуровских легенд, написанный обнищавшим рыцарем по имени Томас Мэлори; поговаривали, что автор заточен в темницу за воровство, но Роберт Форест, узнав, что книгой восхищаются знатные господа, немедленно ее приобрел. Однако больше всего Роберт гордился другой книгой, под названием «Изречения философов».
– Я ее из Лондона привез, – рассказывал он отцу. – Некий Уиль ям Кекстон, глава гильдии торговцев шелком, теперь книги не переписывает, а печатает на особом станке.
Джон Уилсон придирчиво перелистал страницы, согласился с тем, что замечательное изобретение наверняка принесет огромный доход, однако недовольно поморщился:
– Странно у него слова написаны, сразу и не поймешь, на каком наречии. Нет, это никуда не годится!
Действительно, в те времена в разных уголках Британии слова произносили на разные лады, однако Кекстон, как и многие его современники, придерживался весьма определенных взглядов на правильность их написания, поэтому для печати использовал странную смесь различных выговоров. Роберта правописание нисколько не занимало, однако Джон недаром жаловался на выбор печатника – с тех самых пор графический облик слов английского языка стал камнем преткновения для многих.
Второй этаж особняка занимали спальни с каменными полами, устланными душистым камышом, а во дворе за домом располагались хозяйственные постройки, кухня и амбары. Новый владелец особняка и не подозревал, что на этом самом месте почти тысячу лет назад стояла древнеримская вилла – жилище семейства Портиев.
Близ дома построили часовню со звонницей, для которой Бенедикт Мейсон отлил небольшой колокол, а по другую сторону высилась голубятня – каменная башня двадцати футов высотой, увенчанная деревянным сооружением с многочисленными отверстиями в стенах, где гнездились десятки голубей. Рядом с голубятней Роберт разбил сад, обнесенный стеной, – в этом райском уголке, среди аккуратно подстриженных зеленых изгородей, пышно цвели кусты роз.
В особняке часто раздавались испуганные крики, плач и стоны, но жители деревни не обращали на них внимания – владелец Авонс форда, человек богатый и почтенный, был вправе обходиться с женой и детьми так, как считал нужным.
– Теперь в маноре благодать, – с боязливым смешком перешептывались крестьяне.
И когда Роберт Форест выгнал юного Уилла Уилсона из дома, местные жители только пожали плечами – что ж, не повезло.
Юноша остался круглым сиротой – мать его умерла, когда мальчику было десять лет, не выжили и четверо братьев и сестер, но все несчастья начались после смерти отца, в январе. Отец Уилла арендовал у владельца Авонсфорда крохотную хижину по договору копигольда, который подразумевал пожизненное владение за неизменную плату. Смерть арендатора означала расторжение договора, а хозяин поместья имел право не только взимать посмертную дань, но и повысить плату при заключении договора с новым арендатором, который к тому же должен был выплатить лендлорду еще один денежный взнос, так называемый вступной файн. Денег у Уилла Уилсона не было.
Обитатели деревушки бедствовали, помочь юноше было некому, а Роберт Форест снисхождения не проявил.
