– Я бы ему отказал, – уныло продолжил Кертис, – только сами понимаете, Пауку перечить никто не осмеливается.
Годфри пришлось вернуться домой, так ничего и не добившись.
После ухода Годфри Уилсоны несколько минут сидели в молчании: отец заканчивал трапезу, а сын невозмутимо следил за ним.
– Глупец он, этот Годфри, – наконец произнес Джон.
В холодном взгляде Роберта мелькнуло согласие.
Джон Уилсон задумчиво пожевал изюминку, проглотил и продолжил:
– Я тебе невесту добыл. Лиззи Кертис – девушка смышленая, только разбалованная.
– Ничего, я ее приструню, – негромко ответил Роберт.
Уилсон с любопытством посмотрел на сына:
– Думаешь, получится?
– Да, – промолвил Роберт, чуть скривив тонкие губы в презрительной усмешке.
– Ну, как знаешь, – равнодушно кивнул Джон Уилсон и встал из-за стола.
В канун дня святого Иоанна, совпадавший с днем летнего солнцестояния, жители Солсбери украшали дома зажженными светильниками, охапками березовых веток или венками из лилий и зверобоя, а потом, по обычаю, устраивали торжественное шествие через весь город.
Возглавляли колонну мэр и члены городского совета, облаченные в длинные алые одеяния из солсберийского сукна и гордо восседавшие на великолепных скакунах. За ними несли символы городской общины – изображение дракона и святого Георгия, который вот уже двести лет считался покровителем Англии.
Следом шествовали мясники, седельщики, кузнецы, плотники, цирюльники-костоправы, валяльщики, ткачи и сапожники – в городе насчитывалось почти сорок гильдий, и у каждой был свой герб и свои ливрейные одеяния. Во главе гильдии кузнецов важно выступали два лучника – одним из них был Бенедикт Мейсон.
Представители самой богатой и могущественной гильдии портных несли главные обрядовые фигуры празднества – Великана и его верного коня Хоб-Ноба. Двенадцатифутовый Великан, наряженный в роскошное облачение торговца, благосклонно взирал на толпу. Голову его украшал тюрбан, повязанный по тогдашней моде поверх широкополой шляпы, а задрапированный конец ткани прикрывал шею Великана и свисал по спине. Языческое по своей сути чучело изображало святого Христофора, покровителя портных. Впереди, расчищая путь Великану, забавно гарцевал Хоб-Ноб, то и дело фыркая и устрашающе клацая зубами, к великой радости детей и зевак; под лошадиной маской скрывался ловкий фигляр. Фигуры Великана и Хоб-Ноба вот уже много лет по великим праздникам веселили жителей Солсбери, а в остальное время хранились на складе гильдии портных, заботливо обложенные мешками мышьяка для защиты от крыс.
Жена и дети Годфри присоединились к толпе гуляк, а Евстахий уныло смотрел на праздничное шествие. Ни к одной из гильдий он не принадлежал, в совет семидесяти двух ему вступать не предложили, да он и сам не хотел. В жизни Сарума ему не было места. Он медленно побрел по улице, а навстречу ему двигалась шумная толпа – менестрели, разносчики, торговцы пирогами, подмастерья и мастера-ремесленники; каждый одет в свой лучший наряд, как предписывал закон. На углу квартала Кабаний Ряд Годфри приметил Майкла Шокли, гордо выпятившего широкую грудь, обтянутую яркой зеленой и алой тканью парадного дублета. На ногах торговца красовались великолепные башмаки с длинными загнутыми носами, золотыми цепочками прикрепленными к подвязкам у колен. Годфри расстроенно вздохнул: наверняка Шокли изберут в городской совет и на следующий год торговец в алом одеянии будет скакать во главе процессии.
У постоялого двора Святого Георгия Годфри нагнал запыхавшийся Бенедикт Мейсон. Круглые щеки колокольного мастера раскраснелись, а вечно красный нос полыхал багрянцем.
– Вы скоро с епископом увидитесь? – отдышавшись, спросил Мейсон.
Годфри, совсем забыв о своем обещании, недоуменно уставился на него.
– Ну о колоколе поговорить? – напомнил толстяк.
Увы, Годфри больше не радовала даже возможность отличиться в глазах епископа.
– Скоро, скоро, – буркнул он и направился к воротам соборного подворья, надеясь, что там царит тишина и покой.
Надежды Годфри не оправдались – отзвуки бурного веселья долетали и туда.
В девять часов утра члены гильдии портных с длинными свечами в руках потянулись в церковь Святого Фомы. Уильям Суэйн, оста новив Майкла Шокли у церковной ограды, сердито воскликнул:
– Нас обманули! Во всем проклятый Джон Холл виноват.
– Что произошло? – удивленно спросил Шокли.
– Джон Холл предложил своего человека на освободившееся место в городском совете и заручился поддержкой остальных, так что я поспособствовать тебе не смогу.
Помолчав, Шокли осведомился:
– И кого же приняли?
– Джона Уилсона, его еще Пауком кличут, – с отвращением произнес Суэйн. – Представляю, сколько он Холлу заплатил!
Джон Уилсон, по обыкновению, действовал исподтишка, но во всем добивался желаемого. После богослужения в палатах гильдии устроили роскошный пир. Столы ломились от яств; на блюдах красовались горы жареных уток, фазаны и павлины, запеченные свиные туши и жареные ежи. Слуги разносили кувшины эля и хмельного меда, менестрели играли на арфах и лирах, трубили в рожки.
В самый разгар пиршества Джон Уилсон, с ног до головы одетый в черное, подвел сына к месту, где сидела семья мясника Кертиса. Так Лиззи впервые увидела своего будущего мужа. Роберт вежливо улыбнулся, но глаза его оставались холодны. Сердце Лиззи испуганно сжалось: похоже, брак счастливым не будет.
В 1457 году от Рождества Христова праведника Осмунда, епископа Солсберийского, наконец-то признали святым. Канонизация обошлась капитулу в невероятную по тем временам сумму – семьсот тридцать один фунт, что примерно равнялось годовому доходу епархии. В летописях нет упоминаний о колоколе, отлитом в честь новоявленного святого, однако 15 июля объявили днем почитания святого и храмовым праздником – гильдии отмечали его еще одним ежегодным шествием.
В 1465 году горожане вконец рассорились с епископом Бошампом. Причиной распри стала тяжба между Джоном Холлом и Уильямом Суэйном за право пользования землей во дворе церкви Святого Мученика Фомы. Епископ, по праву владельца земель епархии, позволил Суэйну построить там дом для священника, совершавшего отпевания в часовне гильдии, однако Холл заявил, что земля принадлежит городу. Суэйн начал строительство, но люди Холла разрушили постройку. Впрочем, гнев горожан был направлен не против торговцев, а против феодального гнета. Джон Холл возглавил выступления горожан против епископа, и дело приняло настолько дурной оборот, что торговца обязали явиться к королю с объяснениями. За дерзость, проявленную на заседании королевского совета, Генрих VI бросил Холла в темницу. Тяжбу о владении церковным двором королевский суд рассматривал девять лет и подтвердил, что земля принадлежит епископу.
– Город находится на епископской земле, а значит, принадлежит епископу, об этом и в нашей хартии написано. Придется торговцам смириться, – объяснял Годфри родным, черпая слабое утешение в победе епископа Бошампа.
