– Как тебе будет угодно, – пожал плечами рыцарь, кивком попрощался с Шокли и отправился домой.
Так в 1244 году от Рождества Христова каноник Стивен Портеорс спас Осмунда-каменщика от смертных грехов уныния и сребролюбия и, за жалованье пенни с фартингом в день, отправил его на строительство нового собора Пресвятой Девы Марии в новом Солсбери.
Днем Питер Шокли встретился в городе с Алисией ле Портьер и сообщил ей радостную весть.
– Мы начинаем строить сукновальню, – гордо объявил он, откидывая со лба непослушные светлые волосы. – Отец обещал поставить меня управляющим.
Питер всегда хотел добиться успеха. Напористая целеустремленность юноши привлекала Алисию, хотя она и не упускала случая над ним подшутить.
– Надеюсь, у тебя силенок хватит, – лукаво заметила девушка.
– Еще как хватит! – горячо воскликнул он. – И вообще, это только начало…
Она чуть отвернулась, чтобы Питер не заметил ее улыбки, и с напускным сомнением произнесла:
– Не знаю, справишься ли ты…
– Справлюсь, вот увидишь! – раскрасневшись, заверил ее юноша и пустился в пространные объяснения об устройстве сукновальни: тяжелые валяльные молоты, черпальное колесо и лотки для замачивания сукна… – Все будет лучше, чем сукновальня в Даунтоне.
Алисия серьезно посмотрела на него:
– Я в тебя верю.
Питер едва не задохнулся от радости. Они с Алисией были знакомы с детства, но ее похвала приводила его в восторг. «Я обязательно добьюсь успеха, разбогатею, и через год-два мы сыграем свадьбу», – мечтал юноша.
Алисия была миловидной веснушчатой девушкой с рыжеватыми, по-мальчишески коротко остриженными волосами. Складная и резвая, в детстве она любила бегать наперегонки и лучше всех плавала. Уолтер, единственный сын Алана ле Портьера, был намного старше Алисии, и отец пристроил его на службу в Вестминстер, где тот стал влиятельным королевским чиновником. Старшего брата девушка любила, а отца обожала – его спокойный, но требовательный нрав приводил ее в восхищение. «Я хоть и девчонка, но не хуже любого мальчишки», – заявляла семилетняя Алисия своим приятелям.
За прошедшие два года она очень изменилась, стала красавицей, окруженной загадочным ореолом тайны. Глядя на девушку, Питер дрожал от восторга. Больше всего он восхищался ее глазами, унаследованными от матери: обычно светло-карие, с сине-зелеными крапинками у самых зрачков, они внезапно меняли цвет и становились фиалковыми.
– Пойдем на рынок? – предложила она.
На рыночной площади толпились люди, стоял шум и гомон.
С западной стороны виднелась приземистая церковь Святого Мученика Фомы Бекета, у которой раскинулись палатки торговцев сыром. В восточной оконечности рынка расположили загоны для скота. В центре площади высился позорный столб с колодками для устрашения злоумышленников и мелких воришек. Вдоль южного края тянулись шумные торговые ряды: колесный, горшечный (там продавали не только глиняные горшки и плошки, но и оловянную посуду), рыбный, скобяной, съестной и кожевенный, где обосновались сапожники и башмачники. Были там мясники и пекари, торговцы сукном и портные, серебряных дел мастера, плотники, кожевники, пряхи и кузнецы, перчаточники и шляпники, продавцы пряностей, зеленщики и торговцы чесноком. Бондари сидели у груд бочек, торговцы углем, солью и овсом наперебой зазывали покупателей, продавцы свиней и домашней птицы расхваливали свои товары. У креста, в юго-восточном углу рынка, торговали шерстью. Впоследствии названия всевозможных средневековых ремесел превратятся в родовые имена и станут распространенными английскими фамилиями: Картер – возчик, Купер – бондарь, Бутчер – мясник, Тейлор – портной.
Между рядами бродили покупатели, горожане из Уилтона и крестьяне из близлежащих деревень, простые вилланы и знатные господа, богатые священники и бедные монахи, каменщики-строители собора и молчаливые пастухи с длинными посохами. Суровые каноники придирчиво выбирали сыры, уилтонские монахини приценивались к пряностям, уличные мальчишки с криками носились у прилавков. В воздухе пахло углем и кожей, сыром, медом и свечным воском.
Питер приметил что-то на прилавке серебряных дел мастера и торопливо отошел; Алисия притворилась, что не обратила на это внимания. Молодые люди провели на рынке почти час и теперь направились к северному выходу с площади, мимо Кабаньего Ряда.
Епископ выстроил город квадратами, как на шахматной доске. Каждый квадрат разделили на одинаковые участки, шириной примерно пятнадцать ярдов и длиной тридцать пять ярдов, и стали сдавать их за шиллинг в год под застройку. Ремесленники и торговцы строили дома с лавками или мастерскими на первом этаже, а те, кто побогаче, – особняки. К югу от рынка лежали кварталы Нью-стрит – Новой улицы, а к северу еще шла застройка кварталов Кабаньего Ряда.
За Кабаньим Рядом, на улице, ведущей на север, к старому замку, стоял дом ле Портьера – трехэтажный дощатый особняк с оштукатуренными стенами и остроконечной двускатной крышей, выложенной черепицей.
Молодых людей встретила мать Алисии и проводила Питера задумчивым взглядом фиалковых глаз. Юноша решил, что она оценивает будущего зятя. Мать Алисии, маленькая и хрупкая, нравилась Питеру еще и тем, что умудрилась сохранить моложавый вид, несмотря на портящую ее сутулость. Юноша надеялся, что его избранница унаследовала осанку от надменного отца, а привлекательность и юную свежесть – от матери.
Питер с гордостью посмотрел на Алисию и подумал, что в выборе невесты не ошибся.
Они вышли на задний двор, где вместо хозяйственных пристроек разбили сад, обнесенный оградой из стройных вечнозеленых тисов; в саду росли кусты роз и жимолость.
Алисия села на деревянную скамью посреди сада, и Питер небрежно протянул ей подарок, купленный на рынке, – крошечный серебряный медальон на тоненькой цепочке (серебро добывали в открытых карьерах в устье реки). Алисия недоверчиво посмотрела на юношу.
– Это тебе, – с запинкой произнес он.
Она смущенно отвела взгляд и, взяв подарок, спросила:
– И что это значит?
– Надень его, чтобы все знали: ты – моя! – хвастливо заявил Питер.
– Так уж и твоя?! – возразила Алисия, втайне польщенная подарком.
– А чья же? Моя, конечно.
– Ну, это еще неизвестно…
Питер, весьма довольный собой, равнодушно пожал плечами.
– Может, мне и вовсе не захочется быть твоей, – покраснев, тихо сказала Алисия.
Юноша решил, что она упирается из приличия, и гордо напомнил:
– Я же тебе подарок сделал!
– Ну и что? Больше тебе нечего сказать? – обиженно спросила девушка: ей хотелось услышать признание в любви.
– Такому подарку любая обрадуется, – упрямо ответил Питер. – Ежели тебе он не по нраву, я найду, кому его отдать.
Алисия, побледнев, утратила дар речи. К глазам подступили слезы.
