Она усадила его за стол, заставленный фаянсовыми подставками, на которые размещали блюда.
– Вы знаете, где поселок Валлене? – спросил Лантье.
– Отсюда километра три по дороге на Сент-Аманд.
– Мог бы кто-нибудь нынче утром отвезти меня туда?
– А в котором часу вам нужно вернуться?
– К обеду.
– В таком случае возьмите во дворе велосипед. Хозяйка иногда дает его постояльцам, которые хотят посмотреть окрестности.
Лантье пустился в путь, когда солнечные лучи уже просачивались сквозь плющ клубком сверкающих колючек. Сразу за вокзалом потянулась сельская местность, где было оживленнее, чем на городских улицах. По дороге сновали двуколки, в полях уже шла работа. Слышно было, как крестьяне щелкают языком, подгоняя лошадей. В утреннем прохладном небе резво вычерчивали круги ласточки.
После долгого подъема дорога вновь пошла вниз, к широкой равнине. Повсюду виднелись пруды, соединявшиеся друг с другом. Зимой от них еще сильнее тянуло сыростью. Вокруг прудов росли ивы, а поля по всей округе поросли утесником, так как разлив держался до шести месяцев в году. Зато во время летней жары местность оставалась свежей и тенистой, и здесь было не так сухо, как в городе.
Расспросив пожилого возницу, Лантье легко отыскал дом Валентины. Надо было лишь пройти по дорожке вдоль самого дальнего пруда. Даже в разгар лета там оставались участки вязкой черной грязи. Чтобы преодолеть их, приходилось ступать по специально выложенным камням. Спрятав велосипед в зарослях боярышника, Лантье направился дальше пешком.
Валентина работала в огороде – на большом квадратном участке, который она с давних пор возделывала вручную. Из-за этого пальцы у нее стали узловатыми, а под ногтями вечно было черно. Чтобы это не бросалось в глаза, во время беседы она обычно прятала руки за спину.
Увидав, что к ней по тропинке направляется какой-то военный, она отставила корзину и выпрямилась, сцепив руки сзади.
Лантье дю Гре остановился в трех шагах от молодой женщины и снял с головы каскетку. Под лучами солнца его форма выглядела поношенной и совершенно неуместной в такую жару. Облачиться в такую одежду можно было лишь, если ты намеренно стремился противопоставить себя людям как олицетворение власти. К тому же теперь, когда кончилась война, это выглядело довольно нелепо.
– Вы, стало быть… Валентина.
Поверенный назвал только имя. Для розысков этого было достаточно, но теперь, в момент знакомства, неведение обернулось фамильярностью. Лантье покраснел.
Она была высокого роста, худощавая. Несмотря на дешевое синее льняное платье, выглядела она не по-деревенски. Длинные обнаженные руки с резко обозначенными венами, каштановые волосы, незатейливая стрижка, явно сделанная теми же ножницами, которые использовались для стрижки овец, заострившиеся черты лица – все говорило не о покорном нраве, а скорее о повседневном страдании, которое терпят, когда жизнь тяжела и приходится добывать себе пропитание.
Нелегкая зима и каждодневная работа между тем вовсе не уничтожили красоты и благородства ее тела. Те же качества, выстоявшие под ударами судьбы, отразились и в глазах Валентины. Взгляд черных блестящих глаз был прямым и светлым, открывавшим весь путь ее души. При всей убогости внешнего облика этот взгляд свидетельствовал о том, что женщина приняла свое положение, но не смирилась с ним. Это была не просто гордость, но вызов.
Заслышав голоса, на пороге дома появился ребенок. Валентина знаком велела ему уйти. Малыш помчался к лесу.
– Что вам нужно? – спросила молодая женщина.
На протяжении четырех лет войны появление человека в военной форме всегда означало смерть. Такое не забывается. Лантье выдавил улыбку, стараясь держаться обходительно. Он представился, назвав свое имя и армейское звание. При словах «военная прокуратура» Валентина вздрогнула.
– И чем я могу…
– Вы знаете Жака Морлака?
Она кивнула, оглянувшись на опушку леса, будто желая убедиться, что ребенок скрылся из виду. Солнце уже поднялось высоко, и жара начисто вытеснила утреннюю свежесть. Лантье чувствовал, как под мышками стекает пот.
– Нельзя ли перейти куда-то, где мы могли бы поговорить?
Он имел в виду – в тень.
– Идемте, – сказала она, направляясь к дому.
Дверь была нараспашку. Шагнув внутрь, Лантье после яркого дневного света не сразу свыкся с темнотой гостиной. Споткнувшись на неровной терракотовой плитке, он ухватился за угол массивного буфета. Валентина указала на стул, и он сел, облокотившись на стол. Она принесла кувшин с водой и бутылку сиропа. Над засахарившейся пробкой кружили мошки, и Валентина махнула рукой, чтобы отогнать их.
Лантье исподтишка оглядел комнату и удивился. Обстановка была вовсе не крестьянская. Разумеется, это был сельский дом: с потолка свешивались пучки сухих трав, на полках возле камина стояли банки с вареньем, разные овощные и фруктовые заготовки, из-за решетчатой стенки продуктового шкафа пахло сырами и соленьями. Но ко всему этому добавлялись детали, выбивавшиеся из общей картины. Прежде всего, на стенах висело множество репродукций, по большей части вырезанных из иллюстрированных журналов. Бумага от сырости покоробилась, и краски поплыли. Но все же можно было узнать такие шедевры, как «Давид» Микеланджело или «Битва при Сан-Романо»
[8]
. Там были и другие, не столь известные картины – портреты, обнаженная натура, пейзажи, а на почетном месте даже размещались авангардные кубистские картины, приводившие Лантье в ужас.
Но главное, целую стену в этой комнате занимали книги.
Следователю страшно хотелось подняться и рассмотреть их поближе. Уже издали он заметил, что это не любовные романы, которыми зачитываются продавщицы и портнихи. Это были в основном издания в строгих темных переплетах, отличавшихся от пестрых обложек популярных книжек.
Валентина тоже присела и пристально взглянула на гостя. Она улыбалась, но серьезное выражение глаз начисто лишало ее улыбку теплоты. Чтобы справиться со смущением, Лантье отхлебнул воды с сиропом.
IV
– Мне поручено провести следствие по делу рядового, который ныне заключен в городскую тюрьму. Он вам знаком.
Валентина прекрасно поняла, о ком идет речь, но только едва заметно моргнула в ответ. Она отлично владела собой.
– Он назвался Жаком Морлаком.
Было довольно глупо говорить это, ведь они оба понимали, что к чему. Лантье решил перейти прямо к делу. И чтобы удостовериться, что владеет ситуацией, нарушил протокол и прямо спросил:
– Как вы с ним встретились?
– Его ферма тут неподалеку.