– Ешьте, все остынет.
Морлак посмотрел на тарелку и, казалось, не сразу опомнился. Он быстро проглотил суп, торопясь покончить с предварительными выкладками.
– Ну и как в итоге все получилось?
Заключенный помрачнел. Он медленно отложил ложку и отломил кусок хлеба, чтобы очистить тарелку.
– Сперва все шло по плану.
– Только сперва?
Повисло молчание. Лицо Морлака потемнело, на нем вновь появилось то упрямое выражение.
– Почти три недели ушло на подготовку. Я должен был выдумать предлог, чтобы, когда все начнется, оказаться среди русских. В ротации болгарских частей вышел сбой. В конце концов двенадцатого сентября все было готово.
– Кажется, это тот самый день, когда вас отметили в приказе?
Морлак пожал плечами и промолчал. Он откинулся к стене и поковырял ногтем в зубах.
– Был прекрасный вечер. День выдался жарким. Все расслабились, отдохнули. И все же напряжение не спадало. Сложным моментом был выход на нейтральную полосу. К сожалению, луны в ту ночь не было, так что много не разглядишь. Мы приготовили ножницы, чтобы перерезать колючую проволоку. После того как контакт состоится, мы могли бы зажечь фонари и все организовать. Самое опасное – это начало.
– И сколько народу было посвящено в план?
– Со стороны русских была вовлечена почти вся часть. Афонин заверил меня, что с болгарской стороны брататься готовы по меньшей мере человек двести. Кроме того, удачно получилось, что офицеров из этого сектора вызвали в штаб.
Вошел Дюжё, чтобы забрать посуду. Он положил перед каждым по яблоку и удалился.
– Выступать решили в четыре утра. Это позволило бы провернуть все перед восходом солнца, чтобы не оставаться долго в темноте после объединения воюющих сторон.
– А по какому сигналу?
– Интернационал. Начать должны были болгары, а мы подхватить хором. Позиции располагались так близко, что все было слышно, особенно ночью… В четыре утра с той стороны до нас донесся гимн. Мы и представить не могли, как это на нас подействует.
Следователю показалось, что у Морлака на глаза навернулись слезы. Во всяком случае, он достал носовой платок и высморкался, чтобы скрыть, что расчувствовался.
– Потом все развивалось очень быстро. Тогда мы не поняли, что происходит. Только потом удалось восстановить факты. – Он снова высморкался, на этот раз звучно. И вновь на лице появилось упрямое выражение. – Избавлю вас от подробностей. Все произошло из-за Вильгельма. Он был со мной, как обычно. Нюх у него отличный и охотничий инстинкт тоже. Когда он почуял движение впереди, то вспрыгнул на бруствер и выскочил из траншеи. Болгарин, как и планировалось, подошел ближе. Но собака-то не была в курсе… – Он хмыкнул. – Пес вцепился ему в горло. Он ведь уже так делал во время штыковой атаки, и его хвалили за это. Для него враг оставался врагом. Ведь это хороший, верный пес. – Морлак скривился. – Верный, это да… – повторил он.
Лантье начал что-то понимать.
– Болгарин взревел. В ночной тьме все просто обезумели. Те товарищи, которые были посвящены в план, кричали, что, мол, ничего страшного, но остальные им не поверили. Болгары решили, что угодили в заготовленную ловушку. Кто-то из них начал стрелять, наши ответили. Выпустили осветительные ракеты. Артиллеристы с нашей стороны быстро отреагировали и накрыли болгарские окопы огнем. В общем, вы представляете.
– И как вы из этого выбрались?
– Мы с Афониным были потрясены. Сначала мы удерживали ребят. Затем дело приобрело новый поворот. Это опять была война. Каждый за себя. Кто-то дал команду перейти в наступление. Русские пошли в атаку, и я вместе с ними. Болгары тщательно подготовили бунт: они устранили у себя всех унтер-офицеров. На их позициях царил полный хаос, и мы взяли их без сопротивления. Это было ужасно. Убивать товарищей, которые собирались присоединиться к нам. Несколькими минутами раньше мы были готовы брататься, а теперь в горячке наступления убивали любого, кто попадался навстречу.
– В конечном счете вы были ранены?
– Да, где-то через час. Мы прорвались через три линии обороны. Наши артиллеристы не ожидали, что нам удастся продвинуться так далеко. Мы угодили под обстрел, и меня задело осколком в затылок. Рана была неглубокая, но меня оглушило. Очнулся я через три дня в госпитале в Салониках.
VIII
– Вот так я и сделался героем.
Подчеркивая эту фразу, Морлак резко дернул кадыком.
– В общем, из-за собаки, – поспешно вставил следователь.
Заключенный кивнул, продолжая жевать.
– И поэтому вы сердитесь на Вильгельма?
– Я на него больше не сержусь! – Морлак выплюнул яблочное семечко. – Ладно, когда я очнулся в госпитале, это другое дело: я понял, что произошло, и мне хотелось прикончить его. Потом я смог подняться и увидал, что пес сидит во дворе и поджидает меня. Ночи напролет, до самой выписки я представлял, как избавлюсь от него. – Морлак бросил на стол огрызок. – Но я не смог этого сделать. Прежде всего, я был прикован к постели. А главное, я сделался героем, понимаете? Офицеры принесли приказ о награждении, подписанный лично Морисом Сарраем. Когда на его место был назначен генерал Гийома
[14]
, он явился в госпиталь и пришел в мою палату вместе с офицерами штаба, чтобы поздравить меня. Все говорили о моей собаке. Люди знали, что пес был со мной на передовой. Сестры милосердия кормили его во дворе госпиталя, рассказывали мне, как он. Никто даже не подозревал, что я собираюсь пристрелить его. А между тем я день и ночь думал лишь об этом.
Морлак усмехнулся. Именно эта его ухмылка так раздражала Лантье.
– Всю зиму я провел взаперти, меня лечили. Но в первые погожие дни врачи, полагая, что доставят мне удовольствие, разрешили мне прогулки. И эти глупые сестры милосердия привели ко мне Вильгельма, чтобы он составил мне компанию! Они даже скинулись и купили ему хорошенький ошейник. Пришлось терпеть его присутствие, и меня утешало лишь то, с каким видом он тащился на поводке.
– Но ведь это пес, как можно на него сердиться?!
– Именно до этого я в итоге и додумался. Мне потребовалось почти полгода. Это случилось в разгар лета, а я помню, будто это было вчера. Мы с собакой присели в тени приморской сосны. Я глядел на его облезлый затылок, его ведь тогда тоже ранило, и раны рубцевались медленно. И вдруг у меня будто закружилась голова. Мне показалось, что все вращается вокруг меня. На самом деле это у меня в голове все вдруг резко встало на свои места. Внезапно все предстало совершенно в ином свете.
