Что-то из плавающего постепенно разбиралось, что-то чинилось, сберегалось впрок.
Вот сухогруза до сих пор не было ни одного, «Салехард» будет первым.
Но настоящей своей удачей, безусловной личной победой, Будко считает захват и доставку из Грузии старого сторожевого или пограничного катера турецкой постройки, который он смог душной южной ночью подрезать в опустевшем Поти. Это настоящий военный кораблик, угрюмый, даже злой с виду, этакий грозный малыш-коротыш, крашенный шаровой краской. Вот только вооружение с него снесли, и поэтому беззащитный морской вояка до сих пор скучает в бездействии у причала. Даже имени пока не дали кораблю… Однако всё прошло успешно, мы кое-что подвезли, и теперь недолго осталось сторожевичку бездельничать в спокойствии за бетоном, скоро поставим на него крупнокалиберные пулемёты.
Моторки и легкие катера не коллекционировали, баловство это, да и не нужно чистить побережье полностью, пусть люди пользуются. В самом дальнем углу у берега стоит моя верная «Харизма», посудина хоть и прожорливая, зато скоростная, как самолёт. Хорошо, всё-таки, что мы не на ней отправились в Крым, вон как обстоятельства сложились. Пришлось бы тогда не «Тунгуса» оставлять в Балаклаве, а её. А я к этому не готов, мне любимый морской катер очень дорог, жизнью ему обязан.
— Санин, меняй позицию, смотреть по правому борту! Ребрий — по левому! Живей, матросы, наблюдать! — нервно скомандовал громкоговоритель на надстройке и одновременно небольшая носимая рация у меня на поясе.
— Принял! — откликнулись мы почти одновременно.
И чего так волноваться? Погода отличная, небо почти чистое.
К востоку раскинулись, навечно закрыв горизонт, огромные горные вершины Красной Поляны, ледяные зубцы которых на закате будут тлеть последним даром ныряющего в море солнца. Первое время мне с непривычки казалось, что исполинские камни Главного Кавказского хребта находятся достаточно близко от берега, а к вечеру начинало казаться, что они странным образом приблизились. А ещё они представлялись полностью безжизненными. Это первое, даже несколько мистическое впечатление прошло, когда я с разведгруппой попал в район Казачьего Брода и вблизи увидел горы во всей мощи буковых зарослей, в кипении Мзымты, зажатой гранитной тесниной, в бешеном разнообразии животного и растительного мира. И стало понятно, почему именно здесь древние люди так долго жили возле огромной пещеры. Здесь, а не у моря, где всё так красиво и уютно для нас, людей ещё цивилизованных.
Хм, а зелень разрослась, странно, хотя её и раньше не особо изводили, старались сберечь. С нашей катастрофой растительность ожила, освободилась, словно от пут, обрела новые силы. Близлежащий парк «Южные культуры» буйствовал красками даже в преддверии зимы. С берега продолжали наплывать терпкие запахи, сливаясь с чуть ощутимым веянием далёких горных снегов. Ароматы эти, то соединяясь в причудливый коктейль, то распадаясь на тонкие потоки, долетали до палубы, и тогда я улавливал призрачное дыхание пиний, лавра, завезённых сюда пальм разных пород, эвкалиптов, морозоустойчивых цитрусовых и всего множества удивительных растений.
В Абхазии, кстати, мандарины зреют, скоро самый сезон. Урожай к Новому Году.
А что, идея! Может, надо сплавать туда, насобирать несколько десятков ящиков? Там, в закрытой от холодных северных ветров маленькой стране не просто субтропики, а почти тропики со своим микроклиматом…
Никто из нас не знает, что же на самом деле происходит у соседей. Маленькая гордая республика, тесно зажатая странами, в которых было ничуть не спокойней, а с юга даже опасней, чем у нас, похоже, опять, как и в давние годы Гражданской войны начала прошлого века, решила спастись самым доступным — отделилась от остального сухопутного мира и сделала так, чтобы ни один диверсант не перебежал через границу. В очередной сводке, полученной в РДО ещё в Крыму, было сказано, что проходы со стороны Псоу перекрыты наглухо.
Закрыться абхазцам сравнительно легко. С севера Абхазию отсекает от материка высоченный Главный Кавказский хребет, горную дорогу через него по единственному Клухорскому перевалу проще пареной репы перекрыть с помощью взрывчатки. После чего останутся допотопные вьючные тропы, известные лишь жителям тех мест. А селенья вымерли, люди, наверняка, соберутся в одном месте, максимум в двух. Какие тропы? Чёрт их знает, в каком они состоянии, да и сумеет ли кто-нибудь теперь путешествовать с вьюками на ишаках… Лавины и осыпи довершат работу. Далеко на юге, со стороны формально упразднённой правительством Грузии Аджарии, как и с нашей, мосты тоже взорвут, а для надёжности ещё и завалят искусственными осыпями. Но всегда остаётся путь по морю.
Между прочим, пари могу держать, что Аджария возродилась.
Приближался опасный и очень ответственный момент: заход в створ и непосредственно швартовка. Я стоял практически прямо под мостиком и удивлялся, сколько же на берегу народу! Чуть ли не все собрались, похоже. В рядок стояли несколько пикапов и пара грузовичков. Женщины, дети… Конечно, зрелище. Странно, по идее, Залётин такое сборище не одобрил бы. Надеюсь, посты ПВО надёжно обеспечивают мероприятие.
Пш-ш…
— Скутер выходит! — предупредил всех Ребрий.
Вглядевшись, я увидел, как от дальнего к мору бона отделилось белое пятно скоростной машинки со стоящим за рулём человеком в чёрном гидрокостюме. Аппарат, выбрасывая за кормой высокую струю, возникающую при работе мощного водомёта, резко выправился и помчался в нашу сторону.
— Егор, по твою душу едут! — без рации проорал сверху шкипер, выглянув на крыло. — Анька Калваренц, однако, собственной персоной!
Замотай меня Китай, точно же! Аннушка моя мчится!
— Готовься ловить девку, чего застыл столбом!
— Есть, капитан!
— Головной убор надень, матрос!
Ну, хоть гидрач надела, и то хорошо. Вода холоднющая, не для купания.
Как на духу: мне было очень приятно вот так повыпендриваться. Красивая женщина мчится в объятья героя дня, чёткого парня, вернувшегося из трудной экспедиции, летит к нему среди солёных брызг на красивой технике. Народ на причале смотрит на такую романтику, ахает-охает, надеюсь, завидует и одобряет.
Скутер пулей проскочил возле борта, чуть не обдав меня брызгами, на глубоком вираже резко развернулся за кормой сухогруза и, уже сбавляя скорость и оседая в воду, медленно подошел к правому борту
— Давай быстрей! — рявкнул я.
— Линь!
Быстро закрепив конец за ближайший кнехт, я нагнулся, держась одной рукой за леер, и чуть ли не рывком втащил подругу на борт.
— Анька!
— Помочь решила, — пояснила она, ещё задыхаясь, но уже начиная стаскивать с себя гидрокостюм.
— И вовремя! — добродушно отреагировал дед с высоты. — Давай ко мне на рацию, девица красная, Данила вниз спустится, им вдвоём сподручней будет.
Через пару минут Ани, крепко и страстно чмокнув меня в губы, обещающе толкнув тугой грудью и зачем-то ущипнув за задницу, уже поднималась по трапу в рубку, а я какое-то время ещё стоял с открытым ртом и снизу смотрел на любимую, чувствуя, как разгорается во мне горячее желание, настоящая жажда женщины. Какого лешего так агрессивно соблазнять, что мне теперь со всем этим делать?!
