Вскоре я оказался на участке, с которого хорошо просматривались взлётно-посадочные полосы Адлерского аэропорта, там и остановился. На этот раз шерстяной друг вышел одновременно со мной, усевшись на асфальте рядом.
Вдали на стоянке грустил одинокий «Боинг-737» грузинской авиакомпании, так и не успевший взлететь в те относительно организованные дни, когда это ещё было можно сделать. Чуть подальше него — три цветастых хвоста в ряд, это уже малая авиация, одна «Аннушка» и две «Цессны». Почти в самом начале основной полосы в поле лежала груда обломков турбовинтового греческого транспортника, неудачно зашедшего в непогоду на вынужденную посадку. Погибли люди.
Военные Ми-24 улетели. Из вертолётов в порту остался всего один борт, транспортный Ми-8МТ, на котором оставшийся техперсонал решил самостоятельно заменить лопасти. Лучше бы они этого не делали, честное слово. Что-то у мастеров пошло не так, и геликоптер остался стоять в поле с голым ротором. Как бы не навечно…
Это одно из немногих мест, где боковое зрение можно не держать в режиме постоянной алертности. Гугонцев в светлое время ловишь именно боковым, по какой-то причине чёрные дневной свет не любят, а если и появляются, то на короткое время, стараясь сразу уйти в тень или спрятаться в помещении. Их всегда замечаешь краешком глаза, будто чёртики мелькают после крепкой попойки. Долгое время мы не могли понять, фантомы это, рождённые массовым психозом, или же реальные физические тела, гугонцев никто толком рассмотреть не мог. Я даже считал, что это мозг подставляет образы, рисует несуществующее, потому что не терпит пустоты вокруг. Мол, человек — настолько общественное, общинное существо, что старается выстроить обитаемый мир даже там, где его быть не может. Страшный был период: сплошная мистика, неосознанный ужас, комплексы, непонятки, домыслы и нелепые предположения… Но чёртики оказались не продуктом воспалённого воображения, а настоящими захватчиками. И, хотя проявленная действительность оказалась паскудней любой фантазии, жить почему-то стало легче. Наверное потому, что исчез мистицизм, потустороннее. Теперь всё ясно: вот он, враг, друзья рядом, мочи гугонца!
Здесь, на открытом пространстве близ аэропорта, гугонцы рядом с тобой не окажутся, не выскочат, как чёрт из табакерки. Не полезут сюда инопланетяне, обзор замечательный даже в плохую погоду, тарелка автоматически превращается в удобную мишень.
Футуристическое здание огромного международного аэропорта выглядело жутковато, Мне кажется, или зелени на стенах стало гораздо больше? Дикая флора захватывает оставленное мыслящей фауной. Я присмотрелся. Признаки жизни в главном здании выискать было затруднительно. Тонированные стёкла вышки УВД не позволяли разглядеть происходящее внутри. На поле не было никого. Сейчас время скупое, горючка и запчасти, особенно для специальной техники, в большой цене, так что спецтранспорт напрасно не бегает, персонал по делам не бродит — чего там делать?
Всё логично, однако неподвижный радар напрягал.
— Флаг, — вспомнил я вслух.
Точно, дело не в радаре. Раньше рядом полоскался под ветром российский флаг. А теперь его не было. Неужели и эти разбежались? В аэропорту и так немного людей оставалось, жили там по инерции, ведь до поры многие наивно считали, что вскоре смогут, наконец-то, улететь в далёкие края, к родным и близким. Потому что на помощь обязательно придёт Государство, наведёт порядок… Вроде бы, человек восемь? Тогда где они?
Я бы давно оттуда ушёл. Аэродром — неудобное место, насквозь продувное, в сильный ливневый паводок часто затапливаемое, а до реки, то есть до источника питьевой воды, от терминалов всё-таки далековато. Нерационально.
Сделав длинный крюк, я вывел «Диско» на улицу Авиационную, быстро проехал мимо бесконечного ряда магазинчиков запчастей, стройматериалов и инструментов — а какие тут раньше пробки были… За торговым центром «Новый век» джип повернул на автомост, перекинутый через Мзымту, и опять остановился. Поднявшаяся после дождей горная река, несущая свои воды с Красной Поляны, ближе к устью затопила несколько песчаных островков, оставив над волнующимся потоком лишь верхушки ивовых кустов. Вода чистая, значит, сели в верховьях не сошли.
Ну вот, смотри…
Можно было и не выходить. Чего выходить, если и так всё как на ладони. И правильно поступил, что не вышел сразу, ноги наверняка подкосились бы от увиденного.
— Твою ж ты мать, всё не слава богу…
На месте гостиницы «Орхидея», то есть, места дислокации родной моей базы, чернело пепелище, погасшее, ни дымка. Свирепый пожар оставил только кирпичные стены с пустыми глазницами окон и нелепо торчащие полки длинных, во весь фасад, закопченных балконов. Вся окружающая отель зелень исчезла в пламени. Покосившиеся массивные стойки выдавали те места, где столики кафешки некогда прятались от зноя под красивыми полотняными шатрами. Очень они мне нравились, эти уютные купола в полосочку, как память о прошлой беззаботной жизни, где было живое пиво, лёгкая музыка и отпускные девчата без лишних иллюзий… Две легковые автомашины, припаркованные на стоянке перед центральным входом, превратились в закопченные уродливые остовы.
Радиовышки не было, сгорела.
Соседние отели почти не пострадали, скорее всего, люди пытались не дать огню поглотить новые строения. Едрить тебя, а огороды? Грядки открытого грунта и парники общины уцелели? Не вижу.
А вот этот объект многое объясняет!
Ближе к пешеходному мостику, привалившись смятым металлом корпуса на бетонные плиты противоположного берега реки, лежала серая полутуша сбитой летающей тарелки. Подрыв системы самоликвидации традиционно уничтожил ту часть корабля, где находился пульт управления. Ага, сбили гада-космонавта! Хоть что-то в нашу пользу.
Причина нападения была понятна: гугонцы постарались решить проблему кардинально: не только вывести из строя радиоузел с ретрансляторами, через которые шла связь по всему району, но и уничтожить здание штаба. Правда, эти сволочи поплатились.
Куда ушли мои люди? Будьте вы прокляты, я только и делаю, что ищу исчезнувших!
— Суки…
Хоп! Мрачное осеннее небо, хмурое, влажное от накопленных, но ещё не пролитых на многогрешную сочинскую землю дождей, медленно уплывающих вместе с тучами к Главному Кавказскому Хребту, рывком опустилось ниже. Хоп! Ещё один рывок, и эта невыносимая свинцовая тяжесть опустилась мне на плечи, вдавливая в покрытие моста, словно космонавта, только что вернувшегося на Землю.
— Вот как оно всё вышло, братва, — тихо сказал я насторожено притихшему коту, наконец-то открывая дверь.
Руки затряслись, падла, как у молодого, надо же… Требуется пауза, сейчас мне лучше не рулить, улечу на обочину. Сейчас хорошо бы пальнуть по кому-нибудь. Хоть в небо шмальнуть с диким криком!
Кое-как нашарил автомат.
Но тут щёлкнула рация, и планы пришлось изменить.
— Пш-ш… Елдырь-келдырь, Игорь Викторович, родной, вернулся, значится, блудный ты наш! — завопила радиостанция не по-старчески звонким голосом знаменитого на всю округу шкипера «Тунгуса». — Не туда ты смотришь, голубчик! Хе-хе! И чего выстроился на мосту, как лишенец, удумавший с тоски счёты с жизнью сводить? Ты погоди с этим, командир, жизнь прекрасна!
