– Отчеты в письменном виде? – спросил Сигалов, указывая на слегка оттопыренный лацкан Коновалова.
– Нет, бумаги для Керенского. Вот Александр Александрович – он у нас и впрямь старой закалки боец. А я человек попроще, мне можно в устной форме докладывать.
– Волнует меня на самом деле многое. Мне очень хотелось бы знать, чей это креатив, кто автор.
– Это не креатив, это морфоскрипт, – сухо произнес Коновалов.
– Я понимаю, но у нас так принято…
– Креатив, Витя, это всё что угодно, любой выплеск творческой энергии. Какой-нибудь охламон сбежит с уроков, намалюет на заборе голую тетеньку – и вот уже, видишь ли, креатив. Другой зарифмует четыре строчки – и снова креатив. Ни к чему подобному мы не имеем отношения. Мы занимаемся серьезным и ответственным делом.
«Тоже мне простой парень, – подумал Виктор с нарастающим раздражением. – Небось, отставной вояка или как тот Коновалов – полицейский на пенсии. Собрался мне тут про творчество пояснять, ну охренеть вообще…»
– И кроме того, я не очень понял, как вы планируете продавать этот морфоскрипт, – последнее слово Сигалов выговорил с демонстративным усердием. – Он хорош, местами просто великолепен, но там ведь ничего не происходит. Пользователям нужно движение – из пункта А в пункт Б, что бы это ни значило. А в вашем морфоскрипте движения нет, и мотивации – тоже.
– Кто тебе сказал, что мы собираемся его продавать? – в вопросе Коновалова прозвучало даже не удивление, а скорее возмущение. – Мы не издающий лейбл, у нас другие задачи.
«Ну да, если бы они выпускали контент для пользователей, без бренда они бы точно не обошлись, – сообразил Виктор. И мысленно себя поправил: – Мы. Не они, а мы. Надо привыкать».
– Мы не «Гипностик», – подхватил куратор, словно услышал его мысли. – Мы работаем не на рынок, а на себя. И наш морфоскрипт – это не… – замялся он, подбирая сравнение. – Это не картофельное поле, с которого необходимо завтра же собрать урожай. Это нечто большее.
Сигалов не ответил, и в салоне повисла тишина. Куратор молча смотрел в свое окно, а Виктор – в свое. В такси тонировка была запрещена, а в автобусах стекла затемнялись иначе, сверху вниз, и не настолько сильно. Отсюда же, из лимузина, город казался каким-то предпраздничным, он внушал ощущение уверенности и покоя.
Водитель неспешно двигался в плотном потоке. Вероятно, куратор не впервые проводил в машине воспитательную беседу, которую он по каким-то причинам не хотел переносить в офис. Только этим и можно было объяснить то, что Виктора везли на работу в автомобиле представительского класса. Он, естественно, не рассчитывал, что это будет повторяться ежедневно.
– Такое впечатление, что других вопросов у тебя нет, – неодобрительно произнес Коновалов.
– Есть, и много, – тут же откликнулся Виктор. – Но вы пока ни на один не ответили. – Он закончил фразу с улыбкой, чтобы это не выглядело совсем уж по-хамски.
– Сам морфоскрипт не показался тебе необычным?
– Там нет элементов управления, – кивнул Сигалов. – Нет пользовательского меню и нет даже отладочного. Он загружается не как скрипт, а как подобие реальности, и так же воспринимается изнутри. Сделано качественно, очень убедительно.
– Я думал, в первую очередь ты захочешь поговорить именно об этом, о твоей работе, а не о том, какая у нас бизнес-стратегия. – Коновалов развернулся к Виктору и закинул ногу на ногу. – Может быть, тебе трудно поверить, что это вообще возможно. В обычных мультимедийных продуктах такого глубокого погружения не происходит. Пользователь продолжает осознавать, где он находится, и он в любой момент может остановить скрипт. А у нас контрольного меню нет, потому что оно бесполезно. О нем никто даже не вспомнит. Никто ведь не ищет кнопок в реальности… не станет искать и в нашем морфоскрипте.
Сигалов слушал, плотно сжав губы. Чутье подсказывало, что упоминать Шагова с его краденым скриптом не нужно. Куратор говорил о безымянном проекте безымянной компании как о чем-то совершенно уникальном, и разочаровывать его не хотелось.
– Для выхода мы используем простой таймер, – продолжал Коновалов. – Через полчаса рабочая станция форсированно выгружает скрипт. Тридцать минут – это обычное время, но его можно менять в любую сторону. Хотя увеличивать интервал не имеет смысла. Людям трудно удержать в памяти много подробностей, а именно они-то нам и нужны.
– Я бы не сказал, что мне трудно, – признался Сигалов. – Я в прошлый раз тоже полчаса там пробыл?
– Полтора, – торжествующе объявил куратор. – И думаю, для тебя это не предел.
– Я тоже так думаю. Но там нечего делать, там всё статично.
– Сегодня ты убедишься, что это не так. Я планирую продержать тебя в морфоскрипте столько, сколько ты выдержишь.
– А чего там выдерживать? Главное, сколько мочевой пузырь выдержит.
– Это неизбежные издержки. За тобой поухаживают.
Виктор помрачнел. Воображение тут же нарисовало малоэстетичную картину: он лежит в кресле весь обделанный, а молоденькая медсестра – не исключено, с отрезанным языком, – брезгливо стаскивает с него мокрые брюки.
Куратор, видимо, угадав опасения Сигалова, поспешил успокоить:
– Наденешь большой подгузник, накроешься одеялом. Женщин поблизости не будет. Послушай, ты совершенно не о том волнуешься. Представь, как тренировались на центрифуге первые космонавты. После них всё было в дерьме и рвоте, но разве это важно? Они были героями, они проложили путь всем остальным.
– Да зачем подгузник-то? Когда понадобится, я прервусь, сам схожу куда надо. Потом вернусь и будем продолжать.
– Как это ты прервешься? – не понял Коновалов. – Опции выхода в морфоскрипте нет! Да если бы и была, тебе в голову не пришло бы ее там искать.
– Смерть персонажа – всегда выход.
– Это если ты ощущаешь себя персонажем. Но в морфоскрипте ты обыкновенный человек, и тебе придется покончить с собой по-настоящему! Выброситься в окно, чтобы пойти отлить, – это, конечно, оригинально… Да и о чем мы рассуждаем? – спохватился куратор. – Как ты определишь, что тебе пора в сортир?
– Когда я находился в вашем морфоскрипте, я это осознавал. – Виктор понял, что тянуть больше нельзя, иначе есть риск протрепаться о Шагове. – Вначале действительно была уверенность, что мир вокруг реален. Я находился в какой-то квартире. Ждал, когда в микроволновке приготовятся пирожки, и собирался посмотреть телевизор. Не знаю даже зачем. Потом что-то нахлынуло… Было очень плохо. Примерно как напиться вдрызг с высокой температурой… нет, хуже. Гораздо хуже. Потом это прошло, и я стал воспринимать скрипт как… ну, как обычный скрипт, в общем-то. Вызвать меню я не успел… вернее, не успел узнать, что его там нет. Через пару минут вы сняли с меня немуль.
Куратор сидел неподвижно, впитывая каждое слово и пристально глядя Сигалову в глаза.
– Почему ты не сказал сразу?
