– Ладно, хватит, уродина. Не смей мне показываться на глаза, пока тебя не выдрессируют.
Начали Кайтуся дрессировать. Одели в зелёную курточку с золотыми пуговицами. Пошла служба.
Проверяют – не строптив ли Кайтусь, старательный ли, не слишком ли длинный у него язык, не станет ли ябедничать.
– Эй, ты, заменишь меня в кухне, у меня голова болит!
– Эй, ты, пойдёшь вместо меня в читальню, а я в клуб.
– Хорошо.
Дело в том, что в клубе играют в карты; там и интересней, и чаевые богаче, можно монетку на полу найти и даже, подавая что-нибудь, незаметно пальцем сбросить со стола денежную бумажку.
Но говорить, что тебя попросили о замене, нельзя.
– Ты почему оказался в читальне?
– Перепутал. Не расслышал, куда нужно идти.
– В наказание – ночное дежурство в туалете.
А в общем, Кайтусь показал себя хорошим товарищем. Правда, странный он какой-то: вечно грустный, на всё соглашается. Не знают бои, какой раньше был Кайтусь весёлый, даже слишком весёлый.
А как они мигом чуют, что Кайтусь получил чаевые? Сразу кто-нибудь подойдёт и предложит:
– Сыграем в картишки?
– Давай.
Кайтусю известно, что карты краплёные. Проиграет он быстренько полученный доллар и идёт спать в коридорчик. При этом знает, что трижды его ударят дверью, когда ночные дежурные будут возвращаться к себе в кубрики.
А, да всё равно – ненадолго это.
Пусть только пароход причалит к порту.
Как-то, отдежурив, вышел Кайтусь на палубу, смотрит на море и думает: «Бедный Майкл. Лежит сейчас в больнице, а может, умер. Он уже тогда был болен».
Кайтусь ведь поступил на место Майкла. Он хорошо помнит бледного мальчика с печальной улыбкой. И отлично знает нынешних своих сотоварищей, с которыми доктор тогда не позволил ему играть. Сходя с парохода, Кайтусь – «король пловцов», чудо-боксёр, будущая кинозвезда – дал каждому из них, когда они стояли, склонясь в низком поклоне, по десять долларов.
Однажды Майкл дежурил в бассейне. Он как раз подавал Кайтусю полотенце и вдруг зашёлся в кашле. Побагровел – видно было, как он пытается сдержаться, не раскашляться. Преподаватель гимнастики мгновенно вырвал у него из рук полотенце, и после этого Кайтусь видел Майкла всего один раз – когда тот протянул руку за чаевыми и тихо прошептал:
– Спасибо.
Смотрит Кайтусь на море и думает: «То ли эти ребята добрые, то ли злые, а может, вовсе не злые, а просто испорченные?»
Сегодня он был свидетелем спора между ними. Один грозился:
– Дождёшься у меня, ворюга. Если не отдашь двадцать центов, я расскажу «рыжему», откуда у тебя этот карандаш. Думаешь, я не видел? Я и в темноте отлично вижу. В кинозале тот киношный сопляк что-то написал и положил карандаш на стол. А ты, подавая лимонад, свистнул его.
– Расскажи, а я расскажу, как ты стырил в буфете бутылку вина. Карандаш-то я отдал «рыжему», а вино ты сам вылакал.
Только теперь Кайтусь понял, почему он тогда не нашёл серебряный автоматический карандашик. И странно ему, как это можно украсть и при этом мило улыбаться, кланяться человеку в пояс, а потом называть его сопляком.
И так всюду и всегда. Почему существуют бедные и богатые? Почему они друг друга ненавидят?
Ведь солнце же для всех светит одинаково.
Смотрит Кайтусь на море, на небо, на заходящее солнце. Слушает, как напевает пассажир первого класса, итальянский дипломат, с которым «рыжий» велел быть особенно услужливым.
– Отвечай ему только по-итальянски. И сам на этом заработаешь, и пароходу рекламу сделаешь.
Но итальянец лишь издали с интересом поглядывал на Кайтуся, но заговорить ни разу не заговорил.
Зато другой пассажир частенько окликает Кайтуся, улыбается ему.
Бои называют его «нищий», потому что одет он всегда неряшливо, или «слепой» – он иногда носит синие очки.
Вот и сейчас он в этих очках.
– Что, малыш, не спишь?
– Не сплю, сэр.
– Морем любуешься?
– Да, сэр.
– И размышляешь?
– Размышляю, сэр.
– Тяжело, наверно, тебе. Грустишь, да? Выпей капельку.
Кайтусь протягивает руку и вдруг чует запах того же самого вина, что на кладбище и в цирке.
– Пей, пей, крепче спать будешь.
Но Кайтусь внезапно выбил из рук пассажира стопку и крикнул:
– Сгинь, призрак проклятый!
«Нищий» схватился за поручни, издал протяжный стон, похожий на вой, и – сгинул, словно его и не было.
Оглянулся Кайтусь, но на палубе никого. Только вдалеке стоит спиной итальянец и напевает. Значит, не видел ничего.
Кайтусь спустился в кубрик.
– Можешь спать с нами. Теперь мы видим: ты добрый товарищ. А в коридорчике неудобно, все тебя будят.
– Спасибо.
…В кубрике Кайтуся не будят, но он всё равно не спит.
Теперь он знает своего врага. Тот опять хотел его напоить, потом утопить, а может быть, опять толкнуть на какие-нибудь глупые выходки. Нет, Кайтусь на это не пойдёт. Не для того он стал чародеем. На такие штучки способен любой шалопай-младшеклассник – и даже без вина из серебряной стопки. А вдруг враг станет мстить? Ну и пусть. Кайтусь теперь убедился, что он сильней врага. А что делать завтра, когда обнаружится, что «нищего» нету на пароходе? Признаться, что он последним видел его и даже разговаривал?
Однако старик в синих очках преспокойно вышел к завтраку. Как ни в чём не бывало, как будто это вовсе не он.
– Почему ты хотел меня погубить? – грозно спрашивает его Кайтусь.
– Тебе показалось. Ничего не знаю, ничего не помню.
– Берегись. Не становись у меня на дороге, пожалеешь, – пригрозил ему шёпотом Кайтусь.
В последний день плавания судовое радио сообщило, что новый фильм «Сын гарнизона», шедевр таинственного мальчика-кинозвезды, идёт уже во всех кинотеатрах Европы. Было передано заявление кинофирмы: «Если мальчик похищен, мы найдём его, чтобы он снялся в новом фильме. Если же его поглотило море, “Сын гарнизона” будет единственным и оттого ещё более драгоценным памятником его таланту».
– Эй, нá тебе на кино, чтобы не думал плохо о нас. Мы же знаем, у тебя нет денег, ты все проиграл в карты.
