– Но мы говорим не о летающих паразитах или осах.
– Нет, мы говорим о чем-то невидимом, но что пожирает питающий организм так же несомненно, как личинка пожирает паука, разве что в данном случае поглощается не тело, а личность, собственное «я». И что-то внутри нас замечает это другое, что вселилось в нас, и мы сопротивляемся в темноте, когда оно начинает нас пожирать.
Я на мгновение задумался.
– Вы тут употребили выражение «очевидно», – сказал я. – Что они «очевидно» охотились за моей биологической матерью. Почему «очевидно»?
– Ну, если Каролина Карр была их главной целью, зачем бы им было возвращаться через шестнадцать лет и гибнуть в Перл-Ривер? Похоже, они стремились убить не Каролину Карр, а ребенка, которого она вынашивала.
– И снова: зачем?
– Не знаю. Разве что вы представляете для них угрозу, и всегда угрожали им. Возможно, они и сами не знают природу этой угрозы, но чувствуют ее и реагируют на нее, и их цель – ликвидировать ее. Они пытались убить вас, мистер Паркер, и, вероятно, какое-то время полагали, что им это удалось, пока не обнаружили, что это не так, что вы скрылись от них, и потому им пришлось вернуться, чтобы исправить свою ошибку.
– И опять им это не удалось.
– Не удалось, – эхом повторил Эпштейн. – Но в последующие годы вы начали привлекать их внимание. Вы встречались с людьми, таящими нечто общее в своем естестве, если не в своих целях, и, возможно, вас заметил кто-то, управляющий этими существами, или что-то, направляющее их. Нетрудно прийти к неизбежному заключению, что…
– Что они вернутся сделать новую попытку, – договорил за него я.
– Только не «вернутся», а «вернулись», – поправил Эпштейн и из-под статьи про ос и их поведение вытащил какую-то фотографию. На ней была кухня в доме на Хобарт-стрит с начерченным кровью символом на стене:
– Такой же знак был обнаружен на теле Питера Аккермана и парнишки Драйдена, которого убил ваш отец в Перл-Ривер, – сказал он и достал другие фотографии. – А вот такой знак был найден на теле Мисси Гейнс и убийцы вашей биологической матери. Такой же знак был найден на месте еще трех преступлений, одного давнего и двух недавних.
– Насколько недавних?
– Несколько недель назад.
– Но они не связаны со мной.
– Да, вроде бы не связаны.
– И зачем они?
– Это сигналы. Друг другу, а в случае убийства на Хобарт-стрит, возможно, вам.
Он улыбнулся, и в его улыбке было заметно сочувствие.
– Видите, нечто вернулось и хочет, чтобы вы знали об этом.
Часть пятая
Потому что мертвые передвигаются быстро.
Брэм Стокер (1847–1912) «Дракула» (на «Ленору» Бюргера)
Глава 28
От выпивки было никуда не деться. В тот вечер состоялся хоккейный матч, и бар магнитом притягивал болельщиков, потому что один из владельцев бара, Кен Харбарук, когда-то недолго играл и за «Торонто Мэйпл Ливз», и за «Бруинз», прежде чем ДТП на мотоцикле не положило конец его спортивной карьере. Он обычно говорил, что при данных обстоятельствах с ним не могло произойти ничего лучше. Кен играл хорошо, но не достаточно хорошо и, в конце концов, понял, что звездой ему не стать, а он так и будет играть за гроши и пытаться подцепить женщин, на которых легко произвести впечатление в баре вроде того, каким теперь владел. А после ДТП он получил неплохую компенсацию за свои травмы и имел деньги с половинного владения баром, что, казалось, гарантировало ему довольно комфортную жизнь на пенсии, которую он не получал бы, если бы был в состоянии и дальше играть. Вдобавок, если бы захотел, он мог бы по-прежнему цеплять женщин, на которых легко произвести впечатление, или так он говорил себе, но чаще он ловил себя на том, что после долгого вечера, когда дело шло к закрытию бара, думает только о тихой квартире и своей мягкой постели. У него были спокойные, хотя и нерегулярные отношения с одной женщиной-юристом, которая хорошо сохранилась для своих пятидесяти одного года. У каждого из них был свой дом, и в выходные они ночевали то у него, то у нее, хотя ему иногда хотелось чего-то более определенного. Втайне он желал, чтобы она переехала к нему, но знал, что она этого не хочет. Она ценила свою независимость. Сначала он думал, что она не спешит слишком сближаться, чтобы убедиться, насколько у него серьезные намерения, но теперь, через три года, понял, что она держит дистанцию, потому что ей хотелось именно таких отношений, а если ему хотелось чего-то большего, то пусть поищет где-нибудь в другом месте. Кен решил, что уже слишком стар, чтобы искать в другом месте, и надо сказать спасибо за то, что имеешь, и чувствовал себя в меру удачливым и в меру удовлетворенным.
И все же в такие вечера, когда играли «Бруинз» и бар был набит людьми, слишком молодыми, чтобы помнить его, или достаточно старыми, чтобы помнить, как погибла его карьера, Харбарук испытывал ноющую боль, сожалея о том, как сложилась его жизнь, но скрывал это, ведя себя более шумно и бурно, чем обычно.
– Но так уж получилось, – сказал он Эмили Киндлер после собеседования с ней для приема на работу официанткой. По сути, на собеседовании от нее не потребовалось произнести ни слова. Ей пришлось лишь слушать и кивать, когда он рассказывал ей историю своей жизни, и изменять выражение лица, когда требовалось выразить сочувствие, заинтересованность, возмущение или радость в соответствии с ходом сюжета. Она считала, что поняла его тип: добродушный, сообразительнее, чем кажется, но без иллюзий о своем уме – тип мужчины, который может пофантазировать об ухаживании за ней, но никогда за это не возьмется и будет чувствовать вину за такие мысли. Он рассказал ей о женщине-юристе и упомянул, что уже был женат, но неудачно. Если его самого удивило, как ему хочется поделиться с ней, то ее ничуть. Она уже привыкла, что мужчины любят рассказывать ей о себе. Они показывали ей свое внутреннее «я», и она не знала почему.
– Никогда не мог долго говорить с женщинами, – сказал ей Харбарук, когда собеседование подошло к завершению. – Может быть, вам так не показалось, но это правда.
Необычная девушка, подумал он. С виду ей бы не помешало немного набрать вес, а руки у нее были такие худые, что он, пожалуй, мог бы обхватить самую широкую часть ее бицепса одной рукой, но она была несомненно хорошенькой. В том, что он сперва принял за хрупкость, так что при первом взгляде даже чуть сразу не отказал ей в вакансии, скрывалось нечто более сложное и невыразимое. В ней таилась сила. Может быть, не физическая сила (хотя он уже поверил, что девушка не так слаба, как кажется, потому что Кен Харбарук всегда умел оценивать силу противника), а внутренняя стальная твердость. Харбарук чувствовал, что девушка испытала трудности, но они не сломили ее.
