– Ребенок умер, – сообщил Манкузо.
– Что? – воскликнул Уилл.
– Ребенок умер. Он прожил пару часов, но, похоже, получил повреждение от ножа, убившего мать. Младенец умер, – он посмотрел на часы, – две минуты назад.
– Что вы несете? – крикнул Уилл. – Я только что видел его.
– А теперь он умер.
Уилл попытался выйти, но Эпштейн схватил его за руку.
– Погодите, мистер Паркер. Ваш ребенок жив-здоров, но пока об этом знают только люди в этой комнате. Его уже унесли.
– Куда?
– В безопасное место.
– Зачем? Это мой сын. Я хочу знать, где он.
– Подумайте, мистер Паркер, – сказал Эпштейн. – Просто задумайтесь на минутку.
Какое-то время Уилл молчал. Потом проговорил:
– Вы считаете, что кто-то собирается добраться до ребенка.
– Мы считаем, что такое возможно. Они не знают, что он выжил.
– Но они мертвы. И мужчина, и женщина. Я видел обоих мертвыми.
Эпштейн отвел глаза.
– Могут быть другие, – сказал он, и даже за его скорбью виделось замешательство, и коп в Уилле гадал, что Эпштейн пытается скрыть.
– Какие другие? Кто были эти люди?
– Мы пытаемся это выяснить, – сказал раввин. – Это займет время.
– Верно. А что тем временем будет с моим сыном?
– В конечном итоге его отдадут в какую-нибудь семью, – сказал Манкузо. – Это все, что вам следует знать.
– Нет, не все, – возразил Уилл. – Это мой сын.
Манкузо ощерился.
– Вы не слушаете, офицер Паркер. У вас нет сына. А если будете настаивать, это будет стоить вам карьеры.
Уилл посмотрел на стоявшего у стены незнакомца.
– Вы кто? Какое вы имеете отношение ко всему этому?
Тот не ответил и не дрогнул под злобным взглядом Уилла.
– Это друг, – сказал Эпштейн. – Пока что этого достаточно.
– Так мы договорились, офицер Паркер? – снова заговорил Манкузо. – Лучше скажите сразу. Я не буду таким добродушным, если это дело выйдет за пределы этих стен.
Уилл судорожно глотнул.
– Да, – ответил он. – Я понял.
– Да, сэр, – поправил его Манкузо.
– Да, сэр, – повторил Уилл.
– А вы? – Манкузо переключил внимание на Джимми Галлахера.
– Я заодно с ним. Как он скажет, так и будет.
Все переглянулись. Дело было сделано.
– Идите домой, – сказал Манкузо Уиллу. – Идите домой к своей жене.
И когда они прошли через комнату со стеклянными стенами, кроватка была уже пуста, и лицо девушки из регистратуры сморщилось от печали, когда они проходили мимо нее. Сокрытие правды уже началось. Без слов соболезнования человеку, который в одну ночь потерял ребенка и мать этого ребенка, она могла лишь, покачав головой, смотреть, как он исчезает в ночи.
Когда Уилл, наконец, вернулся домой, Элейн ждала его.
– Где ты был?
Ее глаза распухли. Он понял, что она проплакала несколько часов.
– Кое-что случилось, – ответил он. – Погибла одна девушка.
– А мне наплевать! – Это был вопль, не крик. Уилл никогда не слышал, чтобы она издавала такой звук. Эти три слова будто заключали в себе столько боли и муки, сколько он никогда не мог представить в женщине, которую любил. Потом она повторила эти слова, на этот раз тише, заставляя каждое слово выйти, как будто выдавливая их из себя.
– А мне наплевать. Тебя здесь не было. Тебя не было, когда ты был мне нужен.
Он опустился на колени рядом с ней и взял ее за руки.
– Что? – спросил он. – Что такое?
– Сегодня мне пришлось сходить в клинику.
– Зачем?
– Что-то не так. Я почувствовала внутри.
Он крепче сжал ее руки, но она не смотрела на него, не могла поднять на него глаза.
– Наш малыш умер, – тихо проговорила она. – Я ношу мертвого ребенка.
Он обнял ее и ждал, что она заплачет, но у нее не осталось слез. Она просто прижалась к нему, молча, и потерялась в своем горе. Он видел ее отражение в зеркале на стене у нее за спиной и закрыл глаза, чтобы не смотреть на себя.
Уилл отвел жену к кровати и помог лечь. Врачи в клинике дали ей какие-то таблетки, и он дал их ей выпить.
– Они хотели стимулировать, – сказала она, проглотив таблетки. – Хотели вынуть нашего малыша, но я не дала. Я хотела держать его в себе как можно дольше.
Он кивнул, но теперь не мог говорить. У него потекли слезы. Жена протянула руку и вытерла их большим пальцем.
Он сидел рядом с ней, пока она не уснула, а потом два часа сидел, уставившись в стену и держа ее за руку, пока медленно, осторожно, не отпустил и не дал руке упасть на простыни. Элейн слегка пошевелилась, но не проснулась.
Он спустился по лестнице и набрал номер, который ему дал Эпштейн при первой встрече. Ответил сонный женский голос, и когда Уилл попросил раввина, женщина ответила, что тот спит.
– У него была тяжелая ночь, – объяснила она.
– Я знаю, – ответил Уилл. – Я был там. Разбудите его. Скажите, что это Уилл Паркер.
Женщина явно знала это имя. Она положила трубку, и Уилл услышал ее шаги. Прошло пять минут, потом послышался голос Эпштейна.
– Мистер Паркер, я должен был сказать вам еще в больнице: нам не следует продолжать контакты таким образом.
– Мне нужно увидеться с вами.
– Это невозможно. Что сделано, то сделано. Мы должны оставить мертвых в покое.
– Моя жена носит мертвого ребенка, – сказал Уилл. Он с трудом выдавил из себя эти слова.
– Что?
– Вы расслышали. Наш ребенок умер в утробе. Предполагают, что пуповина каким-то образом обмоталась вокруг шеи. Он умер. Ей сказали вчера. Они собираются стимулировать роды и удалить его.
– Сочувствую, – сказал Эпштейн.
– Мне не нужна ваша жалость. Мне нужен мой сын.
Эпштейн молчал.
– То, что вы предлагаете, не…
Уилл перебил его:
