Дома тоже был полный тарарам: мама жалела дочку и потому поднимала ее утром ласково, уговаривала иногда по полчаса, а папа ругал маму, что она распустила и балует девчонку, а младший брат предлагал каждое утро выливать сестре на голову чайник воды.
И в конце концов однажды утром девочка оказалась на крыше своего шестиэтажного дома, вместо того чтобы идти на занятия, потому что накануне ребята сообщили, что в школу приедут проверять всех психиатры, и кто окажется ненормальным, того переведут в школу для дураков.
А кто в этот день не придет в школу, за тем приедут домой на машине «скорой помощи».
Девочка не раз слышала, от учителей в особенности, что ее место в дурдоме, и брат тоже говорил ей, что она больная: такие шутки были приняты в те времена, неизвестно, как сейчас.
Мало того, в школе говорили, что там, в психбольнице, у больных отбирают всё: часы, ключи, деньги, пояса и в особенности очки, тем более черные, потому что очками сумасшедшие могут поранить себя и других, а черные очки вообще никому на хрен не нужны нормальным, не на пляже нашлись сидеть и так далее.
Там, на других планетах, люди ходили и в трех очках сразу, и в шляпах до потолка, но здесь кому это объяснишь.
Девочка решила прыгнуть с шестого этажа раз и навсегда, чтобы все поняли, кого они потеряли, в особенности папа и брат, которые были, в сущности, добрые люди и жалели других, брат вообще подбирал кошек и собак, кормил их у подъезда, домой этих помойных ему брать не разрешалось.
«Папа и брат, – думала девочка, стоя на крыше своего дома днем, в черных очках, – папа и брат поймут, кого они потеряли, только будет поздно».
Потом девочка подумала о маме, и ей стало жалко маму, даже выступили слезы, и девочка их вытерла, не снимая черных очков.
В классе никто не заплачет, а если придут на похороны, вообще будут смеяться. Их нельзя пускать. И потом, что от меня останется, думала девочка; соберут в мешок, что ли?
Она последний раз в жизни стояла в своих волшебных очках и смотрела вверх, но ничего, кроме крупных микробов, живущих на стеклах, она не видела: днем небеса были светлые и пустые.
Потом она посмотрела вдаль и увидела на балконе микрорайона Подушкино длинноносого мальчика с биноклем, в одних трусах: он смотрел не отрываясь куда-то в чужое окно, из полуоткрытого рта ползли слюни, он их втягивал и снова смотрел…
«Возможно, – подумала девочка рассеянно, – кто-то там, куда он смотрит, ест торт».
Жить было неинтересно, страшно и тоскливо.
Чтобы не видеть слюнявого и прыщавого мальчика в трусах, девочка посмотрела вниз, на то место, где ей предстояло лежать.
Там был асфальт.
Но там стояла кучка людей, и в самой гуще кричала и рвала на себе волосы женщина, потом она упала и стала кататься по асфальту.
Чтобы упасть, пришлось бы падать на нее.
Что же такое она кричала?
В очки все было хорошо видно, руки женщины, которые колотили по асфальту, ее красное мелькающее лицо с широко открытым ртом, грязное от дорожной пыли.
Но ничего не было слышно.
Встревоженная, девочка спустилась с крыши (без очков), съехала на лифте и присоединилась к толпе сочувствующих.
Оказалось, женщина оставила коляску с ребенком у подъезда и поднялась к знакомой на третий этаж, а когда вернулась, коляску украли.
Женщина обегала все соседние улицы, вернулась к подъезду и стала спрашивать случайных прохожих, не видел ли кто ее ребенка: красная коляска, ребенок в белой кофточке, в чепчике и накрыт голубым одеяльцем в клеточку.
Бедная мать, видимо, буквально кидалась на людей и громко рыдала, потому что вокруг нее собралась небольшая толпа, и к приходу девочки в очках (без очков в данный момент) люди стали говорить, что надо вызвать «скорую помощь», потому что наверняка эта женщина сошла с ума: она заболталась с подругой, как видно, и упустила коляску.
Эта девочка без очков просто задохнулась от злости на этих злых людей, которые готовы запереть в дурдом всех, даже глубоко несчастных, как эта мамаша, или некоторые люди, любящие ходить в черных очках.
Тогда девочка снова взобралась к себе на крышу и надела волшебные очки.
И тут же она увидела на расстоянии трех улиц одну слепую бабку-нищенку, которая всегда просила у метро, опираясь на палку.
Бабка, зорко поглядывая по сторонам, перебегала улицу среди машин, толкая перед собой красную коляску, а палку держа под мышкой.
И девочка в очках заорала вниз:
– Эй! Але! Я вижу! Коляску утащила бабушка и бежит к универмагу! Мимо «Орленка»! Улицу перебегает! Тетя, я их вижу!
Толпа не сдвинулась с места.
Отсюда было не так близко до «Орленка», во всяком случае рассмотреть бабку, тем более коляску и даже сам кинотеатр «Орленок» представлялось делом невозможным.
Зато бедная мамаша сразу замолчала, вскочила, отряхнулась и со всех ног кинулась бежать в указанном направлении, не глядя по сторонам.
А девочка в очках очень быстро спустилась на улицу и бросилась за мамашей, придерживая черные очки.
Через пять минут они домчались до кинотеатра, но там уже никого не было, только стояла поперек улицы машина, которая, видно, затормозила при виде опасной бабки.
И уже милиционер записывал в блокнот данные, а шофер показывал рукой в переулок, демонстрируя жестами, как везла бабка коляску и т. д.
– Бежим туда! – крикнула девочка в очках, и они кинулись в переулок.
Но там тоже уже никого не было.
– Минуточку! – сказала девочка. – Ждите меня здесь.
Она вошла в подъезд двенадцатиэтажного дома и на последнем этаже, не найдя входа на чердак, просто высунулась в окно, и очки показали следующее: слепая старушка, бормоча неласковые (видимо) слова, затаскивала коляску в подъезд.
Старушка волокла тяжелую коляску позади себя на манер трактора-тягача, а потом она харкнула себе под ноги, взяла коляску под мышку и тяжело пошла своим ходом, и за ней закрылась дверь.
– Але, тетя, – крикнула девочка из окна, – вон тот дом, третий подъезд!
Мамаша тут же взяла старт, девочка еле ее догнала на углу, и они вместе вбежали в подъезд.
Бедная женщина опять приготовилась кричать свое «помогите», но девочка в черных очках приказала:
– Тихо! Будем слушать.
И они стали тихо-тихо подниматься по лестнице и прикладываться ушами ко всем дверям.
Но в одном месте прикладываться не пришлось – там кричал ребенок, а чей-то голос задребезжал:
– А вот сейчас будем молочка пить! У, проклятая! Разоряется! А ну, кто молочка хочет! У-лю-лю-лю-лю! Работать сейчас пойдем.
Женщина хотела застучать кулаком в дверь, но девочка в очках шепотом крикнула:
