– Они же не приедут сюда, – пискнула глупенькая Лиза.
– Ну и ничего. Я поживу. У меня есть время.
– А что вам надо-то?
– А что? Я хочу к ним прописаться опекуном.
– Зачем? – спросила глупая Лиза.
– Как зачем? Я пропишусь, и квартира не пропадет.
– Что значит не пропадет? – сказала Рита.
– То и значит. Одна уже при смерти. Мне сказала на почте почтальонша. Вторая тоже на ладан дышит.
– Глупости. Как это на ладан?! – воскликнула Лиза. – Что вы бормочете, молодой человек! При чем вы здесь?
– Я первый пришел.
– Откуда у вас такие сведения? – спросила Рита. Щеки ее горели.
– Откуда, откуда… Я же знаю. Я пришел по адресу. Дали добрые люди.
– Ну что, – сказала Рита. – Придется вызывать Светиного мужа и ее брата.
– А вы-то сами здесь никто, – сказал человек. – И не прописаны. Это не ваша квартира. А последнее слово за той, которая еще жива.
– Да не пропишет она вас. Она прописывает как раз нас, своих внучек, правнучек.
Мужчина сказал:
– Вы несовершеннолетние. И это незаконно.
– А сейчас уходите, – сказала Рита, – уходите.
– Нет, – ответил мужчина. И лег, лег прямо на Лизин диванчик. Потом подумал и снял туфли. Потом повернулся лицом к стене и заснул, как засыпают давно не спавшие люди. Сестры сели в другой комнате.
– Сумасшедший и аферист, – сказала Лиза.
– Лиза, сколько раз тебе говорили, не открывай дверь. И мама тебя просила, и я. Все из-за твоего глупого поступка.
– Я же маленькая, – возразила Лиза и заплакала горько-горько.
В соседней комнате храпели.
– Слушай, – сказала Лиза, – а давай найдем ту мазь и помажем ему рот.
– Ага, – ответила на это Рита. – И потом возись с малолетним хулиганом.
– А мы ему побольше помажем.
– Да эти в любом возрасте такие. Помнишь нашего соседика на Божедомке, в детстве? Ему было пять лет, и он нас бил ногами.
– А мы его сдадим в детский сад, отведем на улицу, а сами раз и в троллейбус.
– Жалко, – сказала Рита.
– Жалко тебе? Он ведь нас выгонит.
– Нет, это не дело, – подумав, сказала Рита.
– А убить его?
– Нет, убить мы не сможем.
– А нож к горлу?
– Дура ты, Лизка.
– Я его убью! – воскликнула Лиза.
– Да кто тебе разрешит? Убивать нельзя.
– Он агрессор.
– Он агрессор, да. Но ты видишь, ему негде жить, негде спать. Видишь?!
– Ты всегда всех жалеешь, кроме меня. Ты можешь себе представить, если мы уйдем, он сюда нас больше не пустит? – сказала Лиза. – Вставит новый замок. А если мы его сейчас как-то выгоним, он взломает дверь в наше отсутствие.
– Слушай, давай я оденусь бабушкой, а ты меня как будто приведешь, – сказала Рита.
– А как?
– Сейчас.
Рита лихорадочно стала одеваться во все старушечье. На руки надела перчатку и варежку. На нос очки. Лицо она натерла разведенной мукой, так что мука на лице засохла полосками и складками. А сверху нарисовала карандашом морщины. Пока они возились, в соседней комнате храп захлебнулся и голос афериста сказал: «А? Что? Не понял». Рита взяла в руки свою клюку. И они с Лизой пошли в прихожую. Стукнули там дверью, и Лиза сказала тихо, но внятно:
– Бабушка, мы тебя вызвали, потому что какой-то человек хочет у тебя здесь поселиться.
– Какие глупости! – хрипло, басом закричала Рита и замахала клюкой. – Где он?
Лиза подвела ее к диванчику, на котором лежал еще не проснувшийся хорошенько мужчина в расстегнутом пиджаке.
– Бабусь, – хрипло сказал он и откашлялся. Рита палкой быстро стукнула его по голове и закричала:
– Милиция, милиция! Подозрительный элемент из тюрьмы.
Схватившись за голову, мужчина сел на диване, а Рита слегка стукнула его еще раз палкой по голове.
– Беги, Лиза, открывай дверь на лестницу. Пусть соседи вызывают милицию.
Лиза, как ветер, помчалась и стала стучать в собственную дверь. Мужчина задумчиво встал, зевнул, взял в руки туфли и в одних носках выбежал на лестницу, мимо Лизы. Сказал: «Простите» – и как был, без лифта, в носках, быстро ссыпался вниз по лестнице.
Лиза с торжеством захлопнула дверь. Сестры кинулись обниматься. Потом Рита сказала:
– Нужна мама.
– Или бабушка, – откликнулась Лиза.
– Генриховна! – воскликнули обе.
Сестры быстро собрались – был уже белый день – и тронулись в путь. Они решили предложить Генриховне пожить у них. Тем более что у нее была швейная машина.
Они постучались в дверь Генриховны и не получили никакого ответа. Они долго стояли под дверью, барабаня кулаками и пятками, пока снизу не поднялась женщина с очень злым лицом.
– Вы что тут колотите, отравы?
– Извините ради бога, – ясным голоском сказала Рита. – Мы пришли навещать больную, а что-то случилось.
– Что стучать, как психи? – успокаиваясь, сказала соседка. Она поднялась и позвонила в дверь рядом. Тут же открылась на цепочку дверь. В щели было чье-то большое сморщенное ухо.
– Дядя Сеня, – сказала женщина, – а чего с той, из десятой?
– А че?
– Не открывает она. Милицию вызвать?
– Не знаю, – отвечал дядя Сеня, гремя цепочкой и открывая дверь пошире. Он предстал во всей своей красе: в голубой майке, в шапке-ушанке ушами вверх, тесемками вниз, в голубых кальсонах и бритый, но недели две назад.
– Ты чего? – спросила соседка.
– Болею, – отвечал дядя Сеня.
– Во, лучше с соседями жить, чем так, одной… Раз – и всё.
– А соседи сдадут в богадельню, – отвечал дядя Сеня, весь в пуху, видно, спал на подушке.
– Ну, – сказала соседка. – Я пошла. У меня Володька спит, а эти как зачали колотить… Вы, девочки, сами кто?
– Мы ее родственники, – соврала скорая на такие дела Лиза.
– Но не прямые, – поправила ее Рита.
– А, ну что ж теперь.
А за спиной дяди Сени встала толстая бабушка, босая и с тряпкой в руках.
– Это про что разговор?
– А из десятой… Не открывает какой день…
– Вчера мы у нее были, все было в порядке, – опять соврала Лиза.
– А, ну в магазин побежала, – зевнул дядя Сеня и захлопнул дверь, наложивши затем цепочку.
