– А тебе зачем?
Зара дернулась, банка с диетической колой опрокинулась и плеснула ей на куртку.
– Тьфу, мерзость! Пойду за тряпкой.
– Никуда ты не пойдешь! Не увиливай! Зара, какой у тебя знак зодиака?
– Слушай, придурок, у меня вся куртка промокла.
– Ну и что? Ты ее нарочно промочила. Думаешь, я болван? – Зара начала подниматься, Энтони быстро протянул руку и прижал ее запястье к земле. – Какой у тебя знак зодиака? Говори!
– Черт побери! – Зара презрительно посмотрела на него и мотнула головой. – Ну ладно. Скорпион.
– Мимо. – Энтони откинулся назад. – Лев.
– И что дальше? – огрызнулась Зара. – Лев, Скорпион, какая разница?
– Зара, в чем дело?
– Тебя надо спросить, это ты у нас ведешь себя как последний придурок.
– На самом деле у тебя день рождения не сегодня, так?
– Сегодня!
Зара отвела глаза и вытащила из кармана жвачку.
– Нет! День рождения у Стрельцов – между двадцать вторым ноября и двадцать первым декабря. Я проверил. – Энтони подвинулся так, чтобы видеть ее лицо, и жалобно спросил: – Зара, в чем дело? Обещаю, я никому не скажу. Мы ведь друзья, правда?
Зара пожала плечами и молча сунула жвачку за щеку.
– И что твой папа умер, я тоже не верю. – Энтони говорил медленно, не отрывая взгляда от ее лица. – Я думаю, он жив. Твоя мама и об этом соврала.
Зара жевала – очень быстро, почти отчаянно, глядя на верхушки деревьев.
– Ответь, – упрашивал Энтони. – Я никому не скажу. И вообще, кому я могу что-то рассказать? Я же никого не знаю.
Зара отрывисто рассмеялась.
– Ты много кому можешь рассказать. Своему папе, Джиллиан…
– Нет, я не скажу! – крикнул Энтони и тут же понизил голос. – Я им ничего не скажу, ни за что. Просто я хочу знать правду – когда у тебя на самом деле день рождения и почему ты притворяешься, что сегодня, и… вообще все.
Наступила долгая пауза. Наконец Зара повернулась к нему.
– Ладно, слушай. Имей в виду, если ты кому-нибудь хоть слово… Я тогда скажу, что ты пытался меня изнасиловать.
Энтони в ужасе вытаращил глаза.
– Что?
– Скажу, ты специально заманил меня в самый дальний угол сада и прижал к земле.
Она замолчала, глядя на руку Энтони, которая всего несколько минут назад сжимала ее запястье. У парня запылали щеки.
– А потом попытался меня изнасиловать.
– Ах ты…
– Вряд ли дело дойдет до суда, но тебя обязательно допросят. Это не очень приятно. А кто-нибудь так и будет думать, что ты это сделал. Так всегда бывает.
– Слушай, я не верю…
Он смотрел на нее, слегка задыхаясь.
– Теперь понял, что я серьезно? Ты обещал не говорить никому. Если скажешь отцу, или Джиллиан, или хоть кому-нибудь – я обращусь в полицию. И ты будешь в глубокой жопе. – Она выплюнула жвачку на траву. – Ну что, еще хочешь послушать?
Ричард чувствовал, что в его жизни наконец-то все стало на свои места. Он сидел в кресле, смотрел, как Флер листает альбом с образцами обоев, и не мог понять, как это он принял то, что было у них с Эмили, за истинную любовь. Было нестерпимо думать о том, сколько лет он потратил зря. Сколько лет, окрашенных в тусклые угольные тона!.. Теперь он живет среди ярких, насыщенных оттенков, которые срываются со страниц и радуют глаз.
– Надо решить, что ты хочешь в кабинете – крашеные стены или обои. – Флер посмотрела на него поверх темных очков. – И в какую сумму нужно уложиться.
– Можешь тратить, сколько захочешь.
Флер ответила восхитительной застенчивой улыбкой. У него тут же мурашки побежали по коже под рубашкой, словно в предвкушении еще одной ночи блаженства.
Флер больше не ночевала в собственной спальне. Она приходила к нему каждую ночь, уютно сворачивалась у него под боком, ее волосы рассыпались по подушке. Каждое утро его встречала ее улыбка, каждое утро сердце Ричарда делало перебой при виде нее. Они никогда еще так много не разговаривали, Ричард никогда еще не чувствовал себя таким счастливым, а у Флер ни когда еще так не сверкали глаза. Она вся как будто светится от счастья, думал Ричард, и в походке появилась какая-то новая упругость. И все это… все это благодаря ему. Губы Ричарда изогнула смущенная улыбка.
А когда он сделает предложение, больше уже нечего будет желать. Вот вернется из отпуска Оливер, они уладят денежные вопросы, и Эмили окончательно уйдет в прошлое. Он выберет подходящий момент, подходящее место, подходящее кольцо… Тихое, благопристойное бракосочетание… А потом – бурный, шумный, упоительный медовый месяц. Этого медового месяца он ждал всю свою жизнь.
Когда Зара закончила рассказ, Энтони рухнул на траву и устремил взгляд в слепящее си нее небо.
– Не может быть, – пробормотал Энтони. – И все это ради какой-то там золотой кредитки?
– Знаешь, сколько можно загрести через золотую кредитку? – возразила Зара.
– Да я не к тому… – Он нахмурился. – Не понимаю, а зачем врать, что твой папа якобы умер?
– Она сказала твоему отцу, что она вдова. Наверное, хотела его растрогать.
С полминуты Энтони молчал, потом, запинаясь, проговорил:
– Выходит, ей с самого начала были нужны только его деньги. С ума сойти можно! Мы ведь не такие уж богатые.
– Значит, она ошиблась. А может, вы богаче, чем ты думаешь.
– Господи, бедный папа. Он-то ни о чем не догадывается! Зара, я должен ему сказать.
– «А потом он повалил меня на землю, ваша честь, – ровным голосом продекламировала Зара. – Я вырывалась, но он был сильнее».
– Ладно! – разозлился Энтони. – Я не скажу, но, черт возьми, папа не может себе позволить потерять кучу денег!
– Считай, что это плата за удовольствие, – ответила Зара. – Мама всегда так говорит.
– Она и раньше так делала? – Энтони широко раскрыл глаза. – Встречалась с мужчинами ради денег?
Зара пожала плечами, глядя в сторону. Оказалось нетрудно сочинить для Энтони смягченный вариант настоящей правды. Даже если он проболтается, не утопит окончательно Флер. Зара изобразила мать глупенькой транжирой, которой до смерти хочется добыть золотую карту, чтобы тратить денежки Ричарда на модные туфли и парикмахерские. Энтони потрясен. Что же с ним было бы, расскажи она все, как есть? Что ее мама – циничная, бездушная обманщица, которая втирается в доверие к людям, когда они горюют и потому беззащитны? А потом благополучно удирает, пользуясь тем, что они не хотят преследовать ее, оберегая свою раненую гордость?
