Неожиданно на память пришел разговор с Лузером Дейвом, и я тяжело вздохнула.
— Что? — спросил Джон.
— Нет, ничего, просто никак не могу понять, как превратилась в себя нынешнюю. Что заставило меня рьяно заняться карьерой, привести в порядок зубы, стать другим человеком?
— Ну… — Джон прищурился, рассматривая надпись на указателе. — Полагаю, это началось из-за того, что произошло на похоронах.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, ты же знаешь. Дела твоего отца.
— Какие дела моего отца? — озадаченно переспросила я. — Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Тормоза завизжали. Джон резко остановил «мерседес» возле поля, где мирно паслись коровы, и повернулся ко мне:
— Твоя мать ничего не рассказала тебе о похоронах?
— Ну рассказала, конечно, — ответила я. — Были похороны. Отца кремировали или… не знаю.
— И все?
Я попыталась вспомнить. Мама совершенно точно больше ничего не говорила о похоронах. Она сразу сменила тему, едва я попыталась узнать, как все прошло. Но ведь для нее это обычное дело — она всегда перескакивает с темы на тему.
Недоверчиво покрутив головой, Джон завел машину.
— Нереально. Ты вообще что-нибудь знаешь о своей жизни?
— Видимо, нет, — с раздражением ответила я. — Может, расскажешь, если это так уж важно?
Машина тронулась с места. Джон отрицательно покачал головой:
— Так будет не совсем правильно. В эту часть биографии тебя должна посвятить мамочка. — Он свернул с шоссе и въехал на грунтовую дорогу. — Приехали.
Мы действительно добрались. Дом постройки начала века выглядел почти так же, как я помнила: со стенами красного кирпича, с оранжереей сбоку и старым маминым «вольво» на переднем плане. Правду сказать, дом вообще не менялся с тех пор, как мы въехали сюда двадцать лет назад, только еще больше обветшал. Длинный дождевой желоб отстает от крыши, густой плющ еще выше заплел стены. Под заплесневевшим брезентом у подъездной дорожки горой лежала брусчатка, которую однажды привез отец. Полагаю, он собирался продать ее и начать свое дело. Это было… дайте сообразить… восемь лет назад? Или десять?
Через ворота был виден сад, когда-то очень красивый, с высокими клумбами и грядкой кухонной зелени — до того, как мы завели собак.
— Значит, получается, мать мне солгала? Джон помотал головой:
— Не солгала. Подкорректировала. — Он открыл для меня дверцу. — Пошли.
Если кто не знает, уиппеты выглядят весьма субтильными, но когда поднимаются на задние лапы, они просто огромные. А если на вас прыгают сразу десять уиппетов, это здорово похоже на нападение.
— Офелия! Рафаэль! — Я с трудом улавливала мамин голос сквозь царапанье и цоканье когтей по полу и оглушительный скулеж. — Лежать! Лекси, детка! Ты как на крыльях прилетела! Что случилось? — На маме была вельветовая юбка и блузка в синюю полоску с обтрепанными манжетами, а в руках она держала застиранное кухонное полотенце с надписью «Чарлз и Диана».
— Привет, мам, — отдышавшись, сказала я, отпихнув очередную собаку. — Это Джон, мой… друг. — Я указала на Джона, который смотрел уиппету прямо в глаза и говорил:
— А ну, лапы на пол. И отойди от людей на три шага. Мать казалась расстроенной.
— Знай я заранее, приготовила бы ленч. Разве можно предупреждать в последнюю минуту и ожидать приличного угощения…
— Мам, мы не ради угощения приехали. Все, что мне нужно, — это папка. Она на месте?
— Разумеется, — с вызовом ответила мама. — Она в полном порядке.
Я поспешила наверх по скрипящей лестнице, устланной зеленой ковровой дорожкой, в свою старую спальню с цветочными обоями от Лоры Эшли, которые помнила с детства.
Эми была права: в комнате жутко смердело. Не могу сказать, были тому виной собаки, сырость или гниющее дерево, но маме следовало сделать здесь ремонт. Заметив папку на комоде, я схватила ее — и отшатнулась. Теперь понятно, почему родительница держалась так воинственно — от папки нестерпимо разило собачьей мочой.
Поморщившись, я двумя пальцами осторожно открыла папку.
Это мой почерк. Строчки, строчки, четкие и ясные как день. Словно мое послание… мне самой. Я пробежала первую страницу, стараясь как можно быстрее уяснить, что делала и планировала и в чем вообще смысл этой сделки. Понятно было, что я работала над коммерческим предложением, но над каким именно? Растерянно приподняв брови, я перевернула страницу, затем еще одну и только тут увидела название компании.
Вот это да!
В одно мгновение мне все стало ясно. Я увидела картину целиком. Сердце радостно забилось. Какая хорошая идея! Нет, какая прекрасная, какая гениальная идея! Я уже видела потенциал этой сделки. Прибыли будут огромными, ситуация изменится коренным образом…
Окрыленная, я схватила папку, не заботясь, как она пахнет, и выбежала из комнаты, перепрыгивая через две ступеньки.
— Есть? — Джон ждал внизу лестницы.
— Да! — На моем лице расцвела самая широкая улыбка. — Блестяще! В смысле — блестящая идея!
— Твоя от начала до конца.
— Правда? — Я зарделась от гордости, тщетно пытаясь скрыть радость. — Это то, что нужно. Вот что мы должны сделать. Если все получится, совет директоров не сможет отказаться от ковров. Для этого надо быть ненормальными!
Одна из собак поднялась на задние лапы и попыталась пожевать мои волосы, но даже это не испортило мне настроения. Мне не верилось, что я смогла справиться с задачей и разработать такую сделку. Я, Лекси! Мне не терпится всем рассказать…
— Ну вот! — Из кухни вышла мать с подносом, заставленным кофейными чашками. — По крайней мере я могу предложить вам кофе и овсяное печенье.
— Ой, мам, ничего не нужно, — сказала я. — Боюсь, мы жутко спешим…
— А я бы выпил кофе, — галантно сказал Джон.
Что?! Бросив на него убийственный взгляд, я поплелась в гостиную, где мы сели на видавший виды диван. Джон уселся с самым непринужденным видом, будто чувствовал себя как дома. А может, и вправду чувствовал.
— Мы с Лекси как раз говорили о том, как нелегко сложить воедино два отрезка жизни, — сказал он, хрустя несладким печеньем. — Я и подумал — возможно, ей очень поможет информация о событиях, произошедших на похоронах ее отца?
— Ну разумеется, потерять кого-то из родителей всегда тяжело… — Мать сосредоточенно разламывала печенье на две равные части. — Держи, Офелия. — Она сунула полпеченья уиппету в пасть.
— Я не совсем об этом говорю, — сказал Джон. — Я имею в виду другие события.
— Другие события? — неопределенно повторила мать. — Теперь тебе, Рафаэль, баловник! Кофе, Лекси?
Собаки толкались над тарелкой с печеньем, тычась в него слюнявыми мордами и подхватывая одно-другое. Интересно, неужели нам предложат доедать оставшееся?
