– Что ж, идемте, я покажу вам другую дорогу. – Водорезов взял ее под руку. – Если говорить о дворцовом комплексе в целом, все три здания сильно пострадали в результате пожаров в сорок втором году.
– Здесь были немцы?
– В общем корпусе располагался штаб немецкой армии.
– Не удивлюсь, если в кабинете Татьяны Ивановны сидел главный фашист, – предположила Дайнека.
– Не поверите, но вы угадали.
Она усмехнулась:
– Теперь каждый раз на ее месте буду представлять Гитлера.
– Ну, его-то здесь не было.
– Я пошутила.
– Когда немцев отсюда выбили, – продолжил Водорезов, – многое погибло в пожарах. Но кое-что осталось: мебель, паркеты ценного дерева, двери, оконные переплеты. Сохранились настенные росписи, одна из них – в плафоне гостиной спального корпуса.
– Знаю. Там герб рода Измайловых.
– Вы немало почерпнули за столь короткое время. Ко всему сказанному могу добавить, что в полной мере воссозданы лишь внешний исторический вид, окраска фасадов и актовый зал. Помещения отреставрированы спустя рукава. Я уж не говорю про подвалы… Вы сами видели подземный переход. Он такой же, как сто пятьдесят лет назад.
– Слышали про архив Измайловых? – поинтересовалась Дайнека.
– Тот, что нашли в подвале третьего корпуса?
– Татьяна Ивановна сказала, что он был спрятан под лестницей, – Дайнека взглянула на Водорезова. – Я вот что подумала. Если реставрация была настолько поверхностной, в потайных местах наверняка много чего осталось.
Платон усмехнулся:
– Хотите найти клад?
Дайнека возмутилась:
– Совсем не хочу! Просто подумала: чем черт не шутит?
– Не к ночи будет помянут, – пробормотал Водорезов и показал на темный купол с крестом, который высился над деревьями. – Бога побойтесь.
– Что это?
– Часовня. Разве не видите? Говорят, ее построил сам граф Измайлов.
Строение выросло над лесом как-то внезапно. Во всяком случае, так показалось Дайнеке.
– Знаете, для чего обычно ставят часовни? – спросила она.
– Какая разница, церковь или часовня…
– В часовне нет алтаря, и значит, там не проводят богослужения.
– Тогда для чего их возводят? – заинтересовался Платон.
– Из всех возможных вариантов к нашему случаю подходит только один: в память о каком-то событии, которое произошло на этом месте или недалеко от него.
Задумавшись, Водорезов сказал, глядя себе под ноги:
– В голову приходят только мрачные мысли.
– В часовню можно попасть?
– Сейчас уже поздно. И я не знаю, где ключ.
– А я и не говорю, что сейчас, – возразила Дайнека.
– Когда мы с вами снова пойдем гулять, я обязательно найду ключ, – пообещал Водорезов.
Казалось, тем для разговора уже не осталось. Скоро они подошли к спальному корпусу. Дайнека хватилась:
– Вы живете не здесь!
– Моя квартира – в другом здании, но я решил проводить вас, – кивнул Водорезов и махнул кому-то рукой: – Привет, Федя!
Дайнека обернулась и увидела Темьянову. Она сидела в коляске, которую толкал мужчина, одетый в рабочую куртку и шапку-ушанку.
Как только они сблизились, Водорезов склонился к Темьяновой:
– Как самочувствие, Лукерья Семеновна?
Она благодушно ответила:
– Слава богу, Платон Борисович, все хорошо. Вот, Феденька согласился со мной погулять.
Дайнека перевела взгляд на мужчину в ушанке, в ответ он поглядел на нее своими светло-голубыми глазами. Его взгляд показался ей беззащитным и детским.
– Кто это? – спросила Дайнека, когда они разошлись.
– Федя, наш дворник, он же садовник и разнорабочий. По диагнозу – аутист
[7]
, по жизни – добрый и безотказный малый. Вырос в детдоме. Сюда, как говорят, приблудился, и директриса взяла его на работу. Он всеобщий любимец, живет в служебной комнате третьего корпуса. Неделю назад на территорию пансионата проникли придурки из соседней деревни. Залезли в сарай, где он хранит инструмент. Федя заметил их, его чуть не убили… Слава богу, он оказался крепким.
– У него что-то украли?
– Это что-то беспокоит вас больше, чем жизнь человека?
– Конечно, нет! Ну вот я и дома. – Дайнека остановилась, не доходя до дверей, и поступила так не случайно: на лавке сидела Ерохина.
– Уверен, что вы здесь задержитесь. Вы сказали: «Ну вот я и дома».
– Я так сказала? – Дайнека смутилась. – Само собой получилось.
– Простите за банальность, оговорка по Фрейду. Что ж, надеюсь, завтра увидимся, – Водорезов протянул руку.
Она пожала ее в ответ и быстро зашагала к подъезду.
– Добрый вечер, Людмила Вячеславовна! – Ерохина поднялась и заковыляла за ней. – Как погуляли?
– Хорошо.
– Смотрю, у вас все уже сладилось?
Дайнека обернулась:
– Что?
– Я говорю, с Платоном Борисычем отношения намечаются? Не зря я вам его номерочек дала. Как угадала! – Ерохина говорила тоном заправской сводни.
– Вы… – Дайнека не нашлась, что ответить, и, взмахнув рукой, стала подниматься по лестнице. Дойдя до гостиной, услышала, что звонит ее телефон, достала его и сказала:
– Здравствуй, папа.
– Как у тебя дела? – поинтересовался отец.
– Работаю.
– Устаешь?
– С чего ты взял? – окинув взглядом комнату, она присела на свободный диван.
Все, кто находились в гостиной, притихли. Кто-то услужливо убавил звук в телевизоре.
Отец недовольно продолжил:
– У тебя голос севший. Так говорят, когда работают сверх силы.
– Сил хватает. Еще остаются.
– Можно к тебе приехать?
– Пока не надо, – Дайнека чувствовала, что-то ее тревожит.
Он спросил:
– Почему?
– На днях я сама приеду на дачу.
– Правда? – Вячеслав Алексеевич обрадовался.
– Хочу забрать сюда Тишотку.
– Тебе разрешили?
– Еще нет.
– Ну, зна-а-аешь… – протянул отец. – Это еще вилами на воде писано.
– Разрешат, – уверенно сказала Дайнека. – Ну все, папа. Я иду спать.
