– Не так уж и сложно, – усмехнулась она. – С легкостью могу повторить.
– Ну?
– Роль сестринского ухода в медико-социальных учреждениях для пациентов пожилого и старческого возраста с болезнью Альцгеймера.
– Браво! У вас превосходная память. Или же вы просто умница.
Дайнека сдвинула бровки:
– Напоминаю, на меня не действуют банальные комплименты.
– Простите, забыл.
– Дальше что?
– Вы про диссертацию?
– Раз уж заговорили.
– Что еще вас интересует?
– В пансионате есть такие больные?
– Иначе бы я здесь не работал. – Он указал рукой на серое здание с четырьмя колоннами, отдаленно напоминающее провинциальный театр. – Вот, пожалуйста, так называемый третий корпус. Здесь содержатся особенно дряхлые, безнадежные и потерявшие память. Пациенты с болезнями Паркинсона и Альцгеймера.
– Почему?
– Им требуется особый уход. Многие до этого жили в спальном корпусе, но по истечении времени их перевели сюда.
– Звучит очень грустно. Живет себе человек, живет, и вдруг кто-то другой решает, где для него лучше.
– Такова система. Чтобы вы поняли, я объясню: болезнь Альцгеймера начинается с незначительных отклонений. Например, человек забыл, куда положил вещь, не может вспомнить имя своей дочери или то, что он уже пообедал. Дальше – хуже: больной не помнит, что с ним было вчера или неделю назад. С дальнейшим развитием болезни у него начисто теряется долговременная память. Человек не понимает, где он находится, и уже не может ухаживать за собой. Организм утрачивает многие функции. А дальше только одно – смерть.
– Чудовищная неотвратимость! Неужели нет никаких средств?
– Современная медицина может только смягчить симптомы болезни.
– Ни вылечить, ни замедлить?
– Увы, этого нет. Но я неточно выразился, сказав, что человек, страдающий болезнью Альцгеймера, начисто теряет память. У больных случаются моменты просветления, и они многое вспоминают. Таким процессом нельзя управлять, и уж тем более его нельзя прогнозировать. Все происходит спонтанно.
– Но вы-то… Вы чем занимаетесь?
– Я врач.
– Это ясно. – Дайнека уточнила вопрос: – В рамках своей диссертации.
– Например, оцениваю уровень взаимодействия медперсонала с родственниками пациентов, страдающих болезнью Альцгеймера.
– И как?
– Одно сплошное паскудство.
Дайнека замедлила шаг. Заметив ее реакцию, Водорезов продолжил:
– Иногда кажется, что стариков сдают сюда, как отработанный хлам. Попользовались, выросли, возмужали, забрали квартиру, имущество и – прощай.
За разговором они значительно приблизились к третьему корпусу. Там, в зарешеченном окне второго этажа, стояла женщина в белой рубашке и, не отрываясь, наблюдала за ними. Дайнеке сделалось не по себе:
– Почему она так на нас смотрит?
– Это Ангелина. В прошлом играла на арфе в оркестре Большого театра. Теперь все время смотрит в окно.
– Зачем?
– Ждет своего сына.
– Как часто он приезжает?
– Никогда.
– Она его помнит?
– По странному стечению обстоятельств – помнит и думает, что он мальчик и учится в школе.
– А он?
– Ему сорок пять. Месяц назад, когда Ангелина заболела пневмонией, я решил, что ей конец, и сам позвонил сыну. Сообщил, что она умирает, советовал поторопиться, если он хочет застать мать живой. Сын расстроился, но сказал, сославшись на работу, что не приедет. Потом трубку взяла жена и попросила меня больше не звонить, не расстраивать мужа. Он у нее впечатлительный…
– Что за люди… – пробормотала Дайнека.
– А вы говорите… – Платон тяжело вздохнул. – К счастью, Ангелина тогда выкарабкалась.
– Я сейчас скажу ужасную вещь… – Дайнека потупилась. – Но я не знаю, что для нее лучше.
Водорезов мрачно кивнул:
– И я не знаю. Если иметь в виду здравый смысл, он подсказывает короткие и прямые дороги. Но ведь существует еще сострадание. Человечность.
– Именно это я и имела в виду.
Решив разрядить мрачную атмосферу, Водорезов заметил:
– Зря морочимся. Ошибка считать, что от человека что-то зависит. На самом деле мы все плывем туда, куда волна понесет.
– Вы не должны так говорить! – Дайнека произнесла это очень серьезно.
– Почему?
– Вы врач. Вам верят. На вас здесь надеются.
– Во мне не сомневайтесь, я честно тяну свою лямку. Кстати, Татьяна Ивановна рассказала вам историю постройки третьего корпуса?
– Раньше в нем была оранжерея и помещения для гостей.
– Не просто оранжерея, – с энтузиазмом подхватил Водорезов. – Превосходный зимний сад, который организовали с царским размахом. Здесь круглый год цвели розы, орхидеи и бугенвиллея….
– Что такое бугенвиллея?
– Вечнозеленое растение, усыпанное пурпурными цветами. Уверен, вы много раз видели его на подоконниках. Хотя в зимнем саду графа Измайлова произрастали не только цветы. Перед каждым Новым годом здесь собирали изрядный урожай лимонов и мандаринов.
– Никогда бы не подумала, – призналась Дайнека. – Татьяна Ивановна рассказала лишь то, что в тридцатых годах здание перестроили.
– Возвели второй и третий этажи, заложили большие стеклянные окна зимнего сада и пристроили второе крыло. Оно позади старого здания. Его отсюда не видно.
– Зачем?
– Не знаю. Но для нас это кстати. Старики, по крайней мере, просторно живут.
– Жизнью это не назовешь.
– Опять вы за свое! Сие нам не дано изменить. Кстати, в третий корпус можно пройти по подземному переходу. Говорят, там жила графиня Измайлова. Она перебралась в комнаты для гостей после ссоры с супругом, графом Александром Петровичем. По слухам, граф был очень дурным человеком. Нет таких грехов, которые бы ему не приписывали.
– А вот это интересно, – оживилась Дайнека. – Расскажете?
– Во-первых, он был психопатом. Это я вам как врач говорю. Что до остального… Начнем с мужеложства, продолжим садизмом и закончим практикой БДСМ
[6]
. Ну и в качестве вишенки на торт – граф употреблял кокаин и курил опиум.
Третий корпус остался позади, а они все шли и шли. За деревьями уже виднелся чугунный забор.
– Кажется, пора возвращаться обратно, – сказала Дайнека.
