Самое странное, что остальные, похоже, ничего не слышат.
— Мама, ты ничего только что не слышала? Никакого… голоса?
— Голоса? — В маминых глазах озадаченность. — Нет, дорогая. Какого такого голоса?
— Женского, вот пару секунд назад. — Я прикусываю язык, потому что на лицо мамы набегает тревожная тень. Догадаться, о чем она думает, проще простого. Господи боже мой, теперь она еще и голоса слышит!
— Должно быть, мне показалось, — торопливо шепчу я.
К счастью, тут появляется священница.
— Пожалуйста, встаньте, — произносит она нараспев. — Склоните ваши головы. Дорогой Господь, мы препоручаем тебе душу нашей сестры Сэди…
Ничего не имею против священников женского пола, но в жизни не слышала большего занудства. Она все гундосила и гундосила, и я почти отключилась. Стою себе и разглядываю потолок, в голове пустота. И тут прямо в ухе снова раздается:
— Где мое ожерелье?
От неожиданности я чуть не вскрикиваю.
Осторожно поворачиваю голову направо. Потом налево. Никого. Да что со мной происходит?
— Дорогая, — тревожный шепот мамы, — с тобой все в порядке?
— Что-то голова разболелась. Я отойду к двери, глотну воздуха.
С извиняющимся жестом я пячусь к задним рядам. Священнице, увлечённой речью, до меня нет дела.
— Конец жизни — это начало новой. Все мы из праха вышли и в прах обернемся.
— Где мое ожерелье? Оно мне нужно.
Да что происходит? И тут мой взгляд натыкается на руку.
Изящная кисть с наманикюренными пальцами, вцепившимися в спинку стула. Кисть перетекает в тонкое и очень бледное запястье… Передо мной сидит совсем еще юная девушка. Пальцы ее выстукивают на спинке стула нетерпеливую дробь. Одета она в шелковое бледно-зеленое платье без рукавов, темные волосы коротко подстрижены.
Кто это, черт возьми?
Пока я безмолвно таращусь на нее, она вскакивает со стула, словно не в силах усидеть на месте, и принимается расхаживать взад-вперед передо мной. Юбка с шелестом развевается от ее стремительных движений.
— Мне нужно ожерелье. Куда оно подевалось?
Говорит она как-то странно, старомодно, что ли, глотая буквы, прямо как в старых черно-белых фильмах. Я оглядываюсь на родственников, но, очевидно, никто ее не видит. И не слышит. Стоят себе, словно ничего не происходит..
Внезапно, точно почувствовав мой взгляд, девушка оборачивается и пристально смотрит мне в глаза. Глаза у нее темные и блестящие, как речные камешки, я даже не могу определить, какого они цвета.
Вот оно. Самое время запаниковать. У меня галлюцинации. Настоящие галлюцинации — зрительные и слуховые. И тут видение бросается ко мне.
— Ты меня видишь! — тычет оно в меня бледным пальцем, и я отшатываюсь чуть не падая. — Ты меня видишь!
Я энергично мотаю головой:
— Не вижу!
— И ты слышишь!
— Не слышу!
Мама разворачивается в мою сторону. Я немедля захожусь в кашле.
Надо же, стоило на секунду отвлечься, девушки и след простыл. Она словно испарилась.
Слава тебе господи!
Я почти поверила, что схожу с ума. Все-таки одно дело быть на взводе, но совсем другое — увидеть настоящее видение…
— Кто ты? — Я чуть не лишаюсь чувств, когда тонкий голос вновь вторгается в мои мысли.
Она стоит в нескольких рядах от меня.
— Кто ты? Где мы? Кто все эти люди?
«Не разговаривай с видением, — приказываю себе. — Иначе оно совсем распоясается».
Я отворачиваюсь и пытаюсь сконцентрироваться на речи священницы.
— Кто ты? — Девушка вдруг вырастает прямо передо мной. — Ты настоящая? — Она вскидывает руку, собираясь тронуть меня за плечо, я невольно отодвигаюсь, но рука свободно проходит сквозь меня.
От ужаса я перестаю дышать. Девушка в недоумении смотрит на свою руку, потом на меня.
— Ты кто? — вопрошает она. — Ты что, привидение?
Я? Не в силах сдержаться, я возмущенно шепчу:
— Я привидение? Да ты сама привидение!
— Уж точно не я! — фыркает она.
— Тогда кто ты? — во весь голос спрашиваю я.
И тут же жалею об этом, поймав на себе изумленные взгляды. Представляю их лица, признайся я, что разговариваю с привидением. Завтра же заточили бы меня в монастырь.
Девушка вздергивает острый подбородок:
— Я Сэди. Сэди Ланкастер.
Сэди?..
Нет. Только не это.
Я замираю. Взгляд перескакивает со стоящей передо мной девушки на поляроидный снимок сухонькой старушки, что прикреплен на доске у входа. Мне что, явился призрак моей двоюродной бабки?
Призрак тоже слегка озадачен. Девушка поворачивается и медленно оглядывает помещение. Потом просто исчезает и тут же возникает в дальнем углу. Со страхом и изумлением я наблюдаю, как она появляется то там, то сям, кружит по комнате, точно стремительная бабочка.
У меня отродясь не водилось воображаемых друзей. И наркотики я ни разу не принимала. Так что со мной? Я приказываю себе не обращать внимания на девушку, вытеснить ее из сознания, сосредоточиться на церемонии. Но тщетно. Я как зачарованная наблюдаю за перемещениями призрака.
— Что это за место? — Она снова передо мной, глаза подозрительно сужены. Затем оглядывается и смотрит на гроб: — Что это?
Не хватало только рассказывать привидению, что оно померло.
— Да так, — говорю я поспешно, — ничего особенного. Это просто… В смысле… Я бы на твоем месте держалась от этой штуки подальше.
— Подальше?
Мгновение — и она уже у гроба, разглядывает его. Затем перемещается к доске объявлений, где белеет пластиковая табличка «Сэди Ланкастер». Лицо ее искажается от ужаса. Потом девушка поворачивается к священнице, которая продолжает свою заунывную песню:
— Сэди нашла счастье в браке, который вдохновляет всех нас…
Девушка подскакивает к пасторше, буквально утыкается в ее лицо.
— Идиотка, — убежденно произносит она.
— Сэди дожила до самых преклонных лет, — упорствует священница. — Я смотрю на эту фотографию… — она многозначительно улыбается и указывает на снимок, — и вижу женщину, которая, несмотря на свою немощь, прожила прекрасную жизнь. Которая находила утешение в малых делах. В вязании, например.
— В вязании? — повторяет девушка с отвращением.
— Итак, — святая мать явно закругляется, — давайте склоним головы в скорбном молчании и попрощаемся.
