Запорожец заинтересованно взглянул из-под нахмуренных бровей, многозначительно поглаживая рукоять нагайки.
– Ну-ка, ну-ка… Поучи батьку детей делать.
– Этому вряд ли, а чему другому можно и попробовать. Сам посуди… В плавнях у тебя имеется целая паланка
[51]
. Это раз! Не с одним, а с двумя джурами, как сотник, а то и целый полковник путешествуешь
[52]
. Это два… Осталось пару-тройку казаков в отряд принять, и можешь свой бунчук поднимать. Чем не гетман?
– Гетман… – фыркнул Полупуд. – Ох, и язык у тебя, Петро. Не язык, а помело. Чешешь как по писаному!
Сработал прием. Возражая против очевидного, со всем остальным казак исподволь уже как бы соглашался. Не всерьез, конечно, но для поднятия настроения – достаточно.
– А то никому не ведомо… – отмахнулся я. – Сегодня нет, а завтра – кто знает? Наши судьбы на тех скрижалях, которые только Господь зрит и в милости своей одобряет. Ну, пусть не гетман. Но уж от сотника не отказывайся.
Неся всю эту ахинею, я заметил, как вздрогнули веки у парнишки. А во взгляде мелькнуло нечто вроде одобрения. Вот как? Интересно… Откуда такие проблески образованности у голодранца? Или судьба столкнула меня посреди Дикого Поля с еще одним, в отличие от меня, настоящим спудеем?
– Со… со… – пробормотал запорожец. – Сорока-белобока твой союзник. Полковник, гетман… Тьфу. Обмолотил сто коп пшеницы, а в мешках одна полова… Лучше дай хлопцу поесть, да помозгуем, как сподручнее троих на двух коней усадить. Хорошо хоть цель у всех одна: матушка Сечь. Не надо с пути сворачивать…
– Так а чего думать? Двое скачут – один бежит. У тебя – нога еще не зажила. Малой – отощал. Так что придется мне… Зато между двумя лошадьми бежать – одно удовольствие. Знай подпрыгивай да лети… – Я сунул парнишке кусок вчерашнего зайца, завернутого в листья лопуха и черствую лепешку. Как ни исхитряйся, а за семь дней пути хлеб свежим не останется.
– Спаси Бог… – хлопец говорил хриплым полушепотом. С трех шагов и не расслышать.
– Простудился, что ли? – проявил я заботу. И поинтересовался, пользуясь случаем: – Откуда ты такой тут взялся?
– Из полона сбежал… – ответил за парнишку Полупуд. Тот уже вовсю вгрызался в заячью ногу. – А голос криком сорвал. Сам знаешь, что такое басурманская неволя. Вернее… видел.
Хлопец жевал и кивал. Мол, ага, все так и есть. Интересно. Это только я вижу, что у паренька ни на запястьях, ни на шее нет потертостей от веревки? И что у степного голодранца, одетого почти в такое же рубище, с которого готов был начать я, на ногах добротные сапоги. Я не швец, в моде и типах выделки кожи не разбираюсь, но уж хорошую, качественную обувку от поршней и прочих ходаков
[53]
отличить могу.
Или Василий все эти несуразности тоже заметил, но, в отличие от моих параноидальных настроений, истолковал более прозаично? И решил забыть, как мелочь, не стоящую внимания. Может, отвести в сторону и расспросить, или погодить? Сам скажет, если захочет.
Дилемму, как водится, решила судьба.
Я еще мысленно чесал затылок, как в отдалении показалась небольшая группа всадников? Точнее – трое. Но с заводными лошадьми. Завидев нас, неизвестные подскакали ближе и остановились примерно в двух сотнях шагов. Может, чуть поменьше. Перекрикиваться, как с дальних трибун на футболе, уже можно, а устроить перестрелку – сложновато. Нет, пульнуть – это запросто. И с мушкета, и с лука. Попасть затруднительно. Хотя, если вспомнить недавнюю меткость Полупуда… Ага, ту самую, что то ли с моей, то ли с Божьей помощью…
– Пугу, пугу… – трижды прокричал один из всадников. Давним казацким знаком обозначая себя. Второй держал наизготовку лук. Третий сидел смирно, зато головой крутил по сторонам. Бдел.
– Слава тебе, Господи… – перекрестился Василий, приложил ладони к губам и ответил так же: – Пугу, пугу…
– Казак, что ли?! – прокричали из степи. – Назовись.
– Василий Полупуд! Минского куреня товарищ! А вы чьи будете?
– Из Никитинской заставы!
– И чья сотня там сейчас в дозоре?
– Сотника Сороки!
– Андрея или Никиты?
– А ты, я погляжу, обоих знаешь?..
В процессе разговора казаки придвинулись ближе, и теперь уже можно было не перекрикиваться. Просто громко говорить.
– С Андреем под Трапезунд ходили в одном байдаке. А Никиту не очень. Но разве ж его рыжий чуб забудешь? Не тарахтел бы, как сорока – стал бы Зничем
[54]
или Лисом.
Казаки рассмеялись, видимо, историю с прозвищем для Никиты знали многие. И тот, что был за старшего, ответил:
– Под рукой у Андрея мы. Меня Меченым прозывают. Товарищи – Самопал и Карась. А с тобой кто?
Василий оглянулся, поглядел на нас, но отвечать не стал.
– Про то сотнику поведаю. Дело у нас важное. Не на всю степь кричать.
– Ну так седлайте коней, да и поедем на заставу. Сороки сейчас здесь нет, но не позже завтрашнего подъехать должен. Огонь-то зачем жгли? Дорогу на Сечь забыл?
Казаки снова расхохотались.
– Не серчай, Меченый, но и это я тоже только сотнику поведаю. Знаешь, как оно бывает – начнешь болтать и не заметишь, как проговоришься. А что знают двое… Одно могу сказать без утайки – нас трое, а коней только пара осталась.
– Экий ты таинственный, – проворчал старшой. – Как лазутчик… Ну да ладно – допытываться не буду. Пусть сотник решает. Карась, дай им свою каурую. Ты самый легкий. Обойдешься без заводной. Давайте, други, поехали. Степь широкая… Может, не мы одни сигнал видели? Зачем нам попутчики?
* * *
Накричавшись при встрече или просто так, но большую часть дороги казаки помалкивали. Василий с Меченым перебросились парой фраз, вместо верительных грамот вспомнили еще пару-тройку общих знакомых и вскоре тоже замолчали. Ну и мы с Олесем, так звали парнишку, в собеседники не рвались. Хлопец, похоже, не спал всю ночь, потому что сразу задремал, как только кони в обратный путь двинулись. Во всяком случае, ехал с закрытыми глазами. А я – вспомнил наставление Полупуда. Смотреть, слушать, на ус мотать.
Кстати, за полторы недели пребывания вдалеке от любимого Gillette и его кремов, мотать – не мотать, а подергать уже было за что. Подбородок, по примеру запорожца, я скоблил ножом. А к верхней губе с таким варварским орудием, еще и без зеркала, приступить опасался. Шрамы, может, и украшают мужчину – «заячья губа» точно нет. Голову тоже оставил зарастать. Хотя, по некоторым ощущениям – это ненадолго. Без мыла и шампуней завшиветь легко. А такая меня перспектива не устраивала.
