– Ну, вот Хасан в этом тоже удостоверился. Дошел… докуда он там дойти смог, и обратно повернул. Если дороги через Днепр все равно нет, зачем без толку болотами плутать? Да и ясырь здесь… Сам разве иначе бы поступил?
О добыче я ловко ввернул. Этот резон был понятен всем. Даже пес не оставляет зарытую кость надолго без присмотра.
– Да-да… именно так… твой товарищ сущую истину говорит, – вновь обретший надежду Сафарбей заторопился поддержать мою версию. Показалось – или в его взгляде мелькнула признательность? – Хасан верный слуга. Но, как всякий наставник, иной раз считает, что вправе ослушаться своего ученика. Он же старше, опытнее, мудрее.
– Гм, может, и так… – Полупуд задумчиво почесал затылок. – Что ж, поглядим. Раньше чем с полдороги Хасан повернуть обратно не мог, а это двое суток – не меньше. Большего нам и не надо… Скажи, Петро, в твоем видении чамбул очень быстро скачет или как?
– Нет, – это я мог утверждать с полной уверенностью, даже «не подглядывая» заново. – Шагом едут. Совсем не торопятся.
– Это хорошо. Но все равно без обоза они движутся шибче, значит, и нам засиживаться нечего. Эй, бабоньки! Давайте угощайте уже казаков, чем бог послал, и будем в дорогу собираться. Не знаю, как вы, а мне судьбу второй раз испытывать неохота. Охрим! Пленника тебе с Тарасом поручаю. Берегите бека пуще ока. Если татары все же обоз нагонят – глядишь, мы ценой его жизни свободу себе выторгуем. Как думаешь… эфенди – пристанут твои воины на такой обмен?
– Хасан умрет, если я прикажу… – заносчиво ответил тот, не заметив насмешки в голосе казака. – Велю, и все они сами себя свяжут и аркан на шею наденут. В обмен на мою свободу.
Судя по уверенности в голосе, бек ни на секунду не сомневался в том, что говорил. М-да, хорошо, что я не мусульманин. Дисциплина, порядок и все такое – это, конечно же, неплохо. Лучше анархии и волюнтаризма. Но и «цо за бардзо – то не здрово»
[22]
.
– Вот как? – хмыкнул казак. – Ну, ну… Поглядим, посмотрим.
– А куда пойдем-то, Василий?
Бывшие пленницы не торопились к казанам с парящей похлебкой. Сходились ближе, теснее и с надеждой глядели на запорожца. Единственного, кто мог сейчас позаботиться о них. Защитить.
– Разве не домой нам возвращаться надо?
– Нет у вас сейчас дома, бабоньки… – сокрушенно развел руками казак. – Село татары дотла пожгли. Только пепелище осталось. Да и не проведу я вас без помощи столько миль
[23]
по Дикому Полю… Любая самая малая ватага харцызов или басурман снова повяжет всех. Или – побьет. Иное мыслю… Знаю я здесь, неподалеку местечко укромное. В былые годы наш курень сюда на промысел ходил. Правда, годков пять как туда никто не заглядывал… но место хорошее. Большой остров в плавнях… Если придется – даже зимовник обустроить можно. Туда и мы двинемся… Там вас не то что татары – сам нечистый не отыщет. Да…
Василий глядел и говорил уверенно.
– Я тем временем на Низ метнусь… За подмогой. Мужьями вашими и братьями… кому смогу, кто не в походе, весточку отправлю. С Божьей помощью за месяц-полтора и управлюсь. А когда соберемся все вместе – тогда и решите: как вам жить дальше? Домой возвращаться или на другом месте новый Свиридов угол закладывать… А пока, бабоньки, подсаживайтесь к казанам да набивайте брюхо доверху. Не жалейте. Аж до самого завтрашнего утра к тому месту идти будем. Без дневки и ночлега…
* * *
Василий как в воду глядел. Сперва заголосила одна молодица… Потом к ее причитаниям присоединились и те бабы, что поначалу кинулись успокаивать подругу. А дальше словно пожар или паводок – плач и стенания хлынули вдоль обоза, накрывая его сплошным протяжным воем-стоном, в котором уже не разобрать отдельных слов, а слышится только безумное горе и сетования на бесталанную, жестокую судьбину.
Радость от неожиданного освобождения, как и ярость отмщения, понемногу улеглись, суета сборов тоже осталась позади – и сердца бывших невольниц снова сдавила боль утраты… Особенно жгучая от понимания собственного спасения и невозможности воскрешения мертвых. Осознание того, что эта разлука навек и никогда уже не будет по-прежнему…
Честно говоря, у самого в глазах защипало и запершило в горле.
Безутешная скорбь женщин ощущалась как собственная… Да и как иначе? Хоть и не после татарского налета, но я тоже осиротел – в одночасье потеряв и дом, и всех близких. А то, что отец с матерью живы – просто находятся в другом мире, – сути не меняет. Ведь по христианским традициям, да и всем остальным тоже, с умершими прощаются не навсегда. И одному Создателю ведомо, у кого больше шансов: у покойников – воскреснуть, или у меня – вернуться в свое время?
В общем, настроение и так не слишком радостное, теперь и вовсе в глухой минор скатилось. Не зря говорят, что безделье – кратчайший путь к безумию. Да уж… Как ни хорохорься и ни утешайся мыслью, что о таком приключении можно только мечтать – одно дело, экстрим-тур… пусть самый рисковый и длинный, другое – когда приговор пожизненный, без права переписки и обжалованию не подлежит. Хуже только полная безвестность.
Я придержал лошадь, намеренно желая немного отстать от обоза. Плач не вопли, на расстоянии не так слышен. И меньше жалобит. А раскисать и начинать себя жалеть последнее дело для мужика. В любой ситуации…
– Ты чего, Петро? – тут же оглянулся Полупуд. Видимо, догадался по выражению моего лица и прибавил, отводя взгляд: – Тоже верно! Нечего всем одним стадом плестись… Не валка, а прости Господи… Забирай вправо, объедем кругом дозором. А то знаешь, как оно бывает… Поджидаешь беду с одного боку, а она – падлючая, тем временем совсем с другого краю куснуть примеряется. И разрази меня гром, если неправду говорю.
– Ну да… Знал бы, где упадешь – соломы подстелил бы… – машинально ответил я в тон казаку другой народной мудростью. Давно подметил: если нечего сказать по существу, поговорки и цитаты сами на язык запрыгивают. Потому как мудрый «копит золото» молча, а остальные торопятся его напоказ выставить.
Запорожец кивнул, но, видимо, придерживался такой же думки и продолжать умный разговор не стал. Послал коня шенкелями вперед (а проще говоря – стукнул коленями), и тот, неожиданно покорно, потрусил рысью, забирая в степь.
Дозором, значит, дозором… Да хоть наблюдателем за самолетами. Главное, – отъехать подальше.
Наездник, к слову сказать, из меня так себе. Спасибо отцу и его сослуживцам, не совсем «собака на заборе», но если сложить вместе время, проведенное в седле, включая детские годы, отрочество и даже часть университета, то и одной полной декады не наберется. Что, естественно, не могло остаться незамеченным.
С самого начала, глядя, как «ловко» я взгромоздился на доверенное мне личное транспортное средство мощностью в одну лошадиную силу, Полупуд только крякнул. Впрочем, от комментариев запорожец воздержался. Видимо, «монастырское» воспитание объясняло и эту грань моего всестороннего, гм… недоразвития. Но, судя по нахмуренным бровям казака – не оправдывало. И будь в обозе хоть кто-нибудь еще из мужчин, даже хлопец старше десяти лет, управлять бы мне волами, а не на воинской службе состоять.
