Тосо был готов поверить в любую чушь, лишь бы она сулила жизнь и свободу. Глуповатая улыбка появилась на его лице.
– Правда?
– Конечно! Эй, Лебедь, понимаешь, ошиблись мы, не того взяли. Он ни в чем не виноват. Ты же никому денег не должен?
– Нет, наоборот, мне должны.
– Обидно, – Шпит сощурился, – обидели мы тебя не по делу. Зря ты переживал. Теперь для примирения выпить надо.
Лебедь с готовностью подал большую, 0,7 литра, бутылку водки. Шпит с хрустом свернул золотистую винтовую пробку.
– Пей, Тосо, полегчает.
Тосо дрожащей рукой взял бутылку. Водка была теплой, горлышко стучало о зубы. Он сделал пару глотков и остановился.
– Обижаешь, – напряженно проговорил Шпит, – як тебе с открытой душой, а ты выпить не хочешь.
Тосо еще немного отпил, он не любил крепких напитков, обычно пил вино.
– Пей, пей… – уже приказывал Шпит. Лебедь вытащил пистолет, нацелил его на Тосо.
– Пей, сука! И чтобы до дна, не отрываясь.
Тосо давился, водка вытекала из широко открытого рта, но он все-таки пил, с усилием глотая резко пахнущее спиртное.
– Хватит, – резко сказал Шпит, когда бутылка опустела на две трети.
Тосо стоял, пошатываясь. В глазах у него темнело от напряжения.
– Полегчало?
– Угу…
– Вижу, что полегчало.
Шпит взял бутылку, навернул пробку и положил на переднее сиденье “Жигулей”.
– Теперь, Тосо, отдохни.
Грузин опустился на край бетонной плиты, сел, подперев голову руками. В желудке творилось невообразимое. Выпитая водка то подступала к горлу, то вновь откатывала. Минут через пять спиртное ударило в голову. Захмелевший Тосо уже никого не боялся. Он видел своих похитителей затуманенным взглядом и глупо хихикал.
– Вы что, мужики, пидоры какие-нибудь? Может, трахнуть меня решили?! Так вот вам, – и он, скрутив фигу, ткнул ее в пространство между Шпитом и Лебедем. – Точно, пидоры вы. Гнойные и мокрые!
Тосо попытался встать, но лишь сполз с бетонной плиты на засыпанный песком асфальт.
– Вы не думайте, я не дамся, сейчас.., такси вызову, с вами в машину больше не сяду.
Трахнете… – он вытащил из кармана телефонную трубку и принялся нажимать кнопки без разбору.
Радиотелефон, рассчитанный максимум на шесть километров, конечно же не действовал.
– Ну и не надо, – Тосо запрокинул голову и принялся напевать.
– Готов клиент, – сказал Шпит. Уже не прячась от грузина, он взял бутылку из машины, вытер ее тряпкой и опустил в карман пиджака пьяному Тосо.
– Что, плохо тебе? – поинтересовался Шпит, присев перед Тосо на корточки. Тот кивнул.
– Голова, наверное, кружится. Проветриться тебе, парень, надо.
Садко и Лебедь подхватили Тосо под руки и повели к бетонному волнолому. Тот был неширокий, метра два. Этого было достаточно, чтобы трое мужчин прошли по нему. Тосо с трудом переставлял ноги. Последние метров двадцать Садко и Лебедю пришлось его тащить волоком. Шпит шел за ними следом. Бандиты усадили Тосо на край волнолома. Шпит щелкнул зажигалкой, закурил.
Лошадиная доза спиртного окончательно доконала Тосо. Он задремал, голова его склонилась на грудь. Лебедь наклонился и тихонько толкнул Тосо в спину растопыренными пальцами. Грузин качнулся и почти беззвучно съехал в воду.
Прошло десять секунд, Тосо не всплыл. Глядя на поднимающиеся к поверхности воды пузыри, Лебедь проговорил:
– Ловкая смерть. Я бы хотел когда-нибудь окончить жизнь так, в стельку пьяным, не понимая, что происходит.
– Еще успеешь, – Шпит сладко потянулся и зашагал к машине.
Садко еще минут пять постоял на краю мола, чтобы окончательно убедиться, что Тосо утонул.
– Пошли, – махнул рукой Лебедь. – Верняк, сюрпризов не будет.
Шпит стоял у машины и смотрел, как солнце медленно садится в море, и думал о том, что течение здесь сильное, труп прибьет к берегу в лучшем случае километрах в пяти отсюда. Установить потом, где именно утонул человек, будет невозможно. Милиция все оформит как несчастный случай. Зачем им еще одно убийство, к тому же гарантированно нераскрываемое? Проще будет написать, что пьяный мужчина упал в море и захлебнулся, даже не поняв, что с ним произошло.
– Едем, на время концы отсечены, – подвел черту Шпит.
* * *
Тем временем Сергей Дорогин заполнял бланк в холле гостиницы. Уже расписавшись, он спохватился, что у него почти не осталось российских денег. Обменник находился тут же, в холле.
– Обменяйте все, пожалуйста, – сказал он, кладя в ящичек стодолларовую банкноту.
Приемщица вертела в руках новенькую сотню. Затем поинтересовалась:
– Банкноты старого образца у вас не найдется?
– Странный у вас город, – сказал Дорогин, – обычно спрашивают, не будет ли новенькой. Если вам так хочется… – он полез в карман, перебрал купюры.
Нет, все деньги были нового образца.
– Может, две пятидесятки найдутся?
– Новые или старые?
– Если пятидесятки, то мне все равно.
– Нет, у меня одни сотни, и все новые.
– Извините, но я боюсь у вас их принимать. У нас в городе сегодня случай был, фальшивую сотню сдали. Теперь все боятся.
– Меня вы всегда найдете, я три дня в гостинице точно проживу.
Глава 8
Война почти не тронула Гудауту, если не считать повальной нищеты, которую лишь подчеркивала роскошь некоторых домов. Один из них расположился на самой окраине города, под склоном резко уходившей к небесам горы. Зелень старых эвкалиптов и лиственниц прикрывала его от любопытных глаз. Высокий бетонный забор с тремя рядами колючей проволоки поверху, цельнометаллические, плотно подогнанные друг к другу створки огромных ворот. Дом стоял немного на отшибе, и даже соседи толком не знали, кто в нем живет, кто бывает. Иногда они видели въезжающий в ворота джип с затемненными стеклами, иногда здесь появлялись машины с правительственными номерами, но ни одной вывески, ни одной надписи, даже номера на этом доме не было. Вечерами и ночью можно было видеть, как пылают в нем ярким электрическим светом окна, даже в те дни, когда из-за отключения электроэнергии весь город погружался во мглу. На красной из металлической черепицы крыше белела тарелка спутниковой связи.
– Наверное, что-то военное, – с уважением говорили жители Гудауты, распираемые гордостью за свою небольшую, но отстоявшую независимость республику.
Им грело душу то, что Абхазия такая же независимая страна, как другие державы, со своей тайной полицией, армией, правительством. Им, уставшим от войны и бедности, хотелось в это верить. Гудаутцы смотрели на странный дом так, как москвичи смотрят на кремлевские дворцы, заметив в окнах поздней ночью электрический свет. Значит, кто-то там работает и по ночам. Политики, аналитики разрабатывают планы, как сделать страну мощнее, как победить врагов, тайных и явных.
