И наконец он перестал смаковать и переживать вновь и вновь все те мерзости, которые когда-то совершал. Он был искуплен – по воле Небес и в тот момент, когда было угодно Небесам, искуплен благодаря тем словам, что были вложены в уста Елены.
А теперь… Теперь он должен был что-то вспомнить. Если Елена была права.
О, только бы она оказалась права!
– Что это за место? Вы ранены?
Он ее не узнавал. Он стоял на коленях; она тоже встала на колени рядом с ним.
Он бросил на нее пристальный взгляд.
– Мы молились? Или занимались любовью?
– Дамон, – сказала она, – это я, Елена. Сейчас двадцать первый век, а ты – вампир. – Затем, нежно обняв его и прислонившись к его щеке своей щекой, она прошептала: – Крылья Памяти.
И от ее позвоночника, чуть выше бедер, выросла пара прозрачных, как у бабочки, крыльев – сиреневых, лазурных, иссиня-черных. На них были сложные узоры из крошечных сапфиров и прозрачных аметистов. Пустив в ход мышцы, которыми она никогда раньше не пользовалась, Елена легко двинула их вверх и вперед, пока они, изогнувшись, не закрыли Дамона, как щитом. Он словно бы оказался в тусклой пещере, усеянной по стенам драгоценными камнями.
По аристократическим чертам лица Дамона она видела, что он предпочел бы не вспоминать лишнего. Но новые воспоминания – воспоминания, связанные с ней, уже заполняли его. Он посмотрел на свое кольцо с лазуритом, и Елена заметила, что на его глазах появились слезы. Потом его взгляд медленно остановился на ней.
– Елена?
– Да.
– В меня что-то вселилось и стерло у меня из памяти то, что я делал под его влиянием, – шепотом сказал он.
– Да… По крайней мере я думаю, что так и было.
– И кто-то причинил тебе боль.
– Да.
– Я поклялся либо убить того, кто это сделал, либо сто раз превратить его в твоего раба. Он бил тебя. Он силой взял у тебя кровь. Он выдумывал нелепые байки о том, что еще с тобой сделал.
– Дамон… Да, это правда. Но прошу тебя…
– Я шел по его следу. Найдя его, я был готов его зарезать; был готов вытащить его трепещущее сердце из груди. Или преподнести ему несколько самых болезненных уроков, о которых мне доводилось слышать – а слышал я много историй, – и под конец он поцеловал бы своим окровавленным ртом твою ступню и до конца дней оставался бы твоим рабом.
Все это не шло Дамону на пользу – Елена это отчетливо видела. Его глаза побелели, как у напуганного жеребенка.
– Дамон, я умоляю тебя…
– А сделал тебе больно… я сам.
– Не ты. Ты же сам сказал. Тобой управляло другое существо.
– Ты так испугалась меня, что разделась.
Елена вспомнила про ту первую рубашку-пэндлтон.
– Я не хотела, чтобы вы с Мэттом дрались.
– Ты позволила мне взять твою кровь, когда сама этого не хотела.
На этот раз она не нашла что сказать, кроме «да».
– Я – Боже милосердный – я использовал свою Силу для того, чтобы причинить тебе страшное горе!
– Если ты имеешь в виду жуткую боль, от которой я билась в судорогах, то да. С Мэттом ты обошелся еще хуже.
На экране дамоновского радиолокатора Мэтта не было.
– А потом я похитил тебя.
– Попытался похитить.
– А ты выпрыгнула из машины на полной скорости, только чтобы быть подальше от меня.
– Ты играл в жестокие игры, Дамон. Они велели тебе играть в жестокие игры – и может быть, даже сломать свои игрушки.
– Я искал того, кто вынудил тебя прыгнуть из машины, – я не мог вспомнить ничего, что перед этим случилось. И я поклялся, что выну его глаза и вырву язык, прежде чем он подохнет в жутких мучениях. Ты не могла ходить. Тебе пришлось сделать костыль для того, чтобы идти по лесу, и как раз в тот момент, когда должна была подоспеть помощь, Шиничи завел тебя в ловушку. О да, я его знаю. Ты зашла в снежный шарик и ходила бы там до сих пор, если бы я его не разбил.
– Нет, – спокойно сказала Елена. – Я бы уже давным-давно умерла. Когда ты меня нашел, я задыхалась, помнишь?
– Да. – На мгновение на его лице промелькнула безумная радость. Но тут же вернулся затравленный, испуганный взгляд. – Я был твоим мучителем, твоим палачом, я запугал тебя до полусмерти. Я заставлял тебя вытворять черт знает что с… с…
– Мэттом.
– Господи.
Это действительно было воззвание к Всевышнему, а не просто восклицание, потому что он смотрел вверх, воздев сцепленные руки к небесам. – Я-то думал, что был в твоих глазах героем. Оказалось, что я был презренной тварью. Что теперь? По справедливости, я должен был бы уже лежать мертвым у твоих ног, – он посмотрел на нее широко раскрытыми безумными черными глазами. В них не было никакой иронии, никакой насмешливости, никакой холодности. Он выглядел очень юным, бешеным и отчаявшимся. Если бы он был пантерой, то истерически мотался бы сейчас по клетке, иногда вгрызаясь в прутья решетки.
А потом он склонил голову и поцеловал ее босую ногу.
Елена была в ужасе.
– Я в твоем распоряжении. Делай со мной что захочешь, – сказал Дамон сдавленным голосом. – Можешь приказать мне умереть, не сходя с места. Я наговорил много умного, и оказывается, что чудовище – это я.
И тут он зарыдал. Пожалуй, никакое другое стечение обстоятельств не могло бы вызвать слезы на глазах Дамона Сальваторе. Но он сам загнал себя в угол. Он никогда не нарушал слова, и он дал слово растерзать чудовище – чудовище, которое сделало все это с Еленой. Тот факт, что он находился под чужим влиянием – сначала чуть-чуть, а потом все больше и больше, пока его разум целиком не превратился в одну из игрушек Шиничи, которую можно брать и откладывать, когда заблагорассудится, – этот факт не мог оправдать его преступления.
– Ты знаешь, что я… что я проклят, – сказал он ей так, словно уже сделал первый шаг к раскаянию.
– Нет, не знаю, – сказала Елена. – Потому что я не верю, что это правда. И еще, Дамон, – подумай, сколько раз ты успешно им сопротивлялся. Я не сомневаюсь, что они хотели, чтобы ты убил Кэролайн в ту самую первую ночь, когда ты что-то почувствовал в зеркале. Ты сказал, что ты едва не убил ее. Я не сомневаюсь, что они хотят, чтобы ты убил меня. Ты собираешься это сделать?
Он снова склонился к ее ноге, и она торопливо схватила его за плечи. Видеть его мучения было выше ее сил.
Но теперь Дамон посмотрел направо, потом налево с видом человека, у которого появилась цель. Он крутил на пальце кольцо с лазуритом.
– Дамон! О чем ты думаешь? Скажи мне, о чем ты думаешь!
– О том, что он снова может превратить меня в свою марионетку – только на этот раз кнут будет настоящим. Шиничи… создание такое чудовищное, что твой невинный разум вряд ли может это осознать. И он может взять надо мной власть в любую секунду. Ты уже это видела.
