Эмми невольно заинтересовалась этим сообщением. Но потом она подумала о Бене и о том, что именно здесь она узнала и полюбила его. Воспоминания о нем как будто были привязаны к одной точке во вселенной и могли рассеяться, если она стронется с места.
Она вернулась к компьютеру и села.
– Я не могу себе этого позволить, даже если бы захотела, – Эмми сглотнула, ожидая, пока ее интерес не исчезнет, а мать не согласится с ее позицией.
– Но ты можешь, Эмми. У тебя есть деньги: их тебе оставил Бен, это был его прощальный дар тебе.
Внезапный приступ горя и утраты, к которому примешивался огонек новых возможностей, ошеломил Эмми. Он напугал ее, заставил почувствовать себя маленьким ребенком, отцепившимся от материнской руки в многолюдном месте.
– Я не могу, – снова сказала она, но собственный голос показался ей фальшивым.
– Нет, можешь. Ты должна. Бен выбрал тебя, потому что ты сильная. И ты особенная. Не разочаровывай его.
Эмми удивленно посмотрела на мать.
– Он говорил тебе об этом?
Пейдж покачала головой.
– Ему и не нужно было ничего мне говорить. Я знала об этом с тех пор, как ты появилась на свет. Ты не пыталась сфокусировать взгляд на моем лице, как поступает большинство младенцев; ты уже смотрела мне за спину и старалась разглядеть, что там происходит.
Эмми нахмурилась.
– Ты не хотела, чтобы я вышла замуж за Бена, разве нет?
Пейдж на мгновение закрыла глаза и покачала головой.
– Речь больше не идет о Бене, – наконец ответила она. – Ты можешь распаковать сумки у знака «объезд» и выкопать траншею для долгого ожидания. Или же ты можешь проложить свой окружной путь.
Она подняла банку с песком и снова вложила ее в руки Эмми.
– Ты знаешь, что можешь вернуться сюда в любое время. Двери нашего дома всегда будут открыты для тебя. Но остаться здесь – все равно что посадить розу в пустыне: она выживет, но никогда не расцветет.
Когда Пейдж повернулась, собираясь уйти, Эмми схватила ее за руку.
– Почему ты это делаешь?
Пейдж высвободилась и направилась к двери, перешагнув через маленькую гофрированную коробку. Не оборачиваясь, она ответила:
– Потому что ты моя дочь. Потому что ты – это я, какой я так и не позволила себе стать, – она пожала плечами. – Я так и не научилась любить тебя, Эмми. Ты всегда была чертовски независимой. Кажется, я наконец поняла: мне нужно отпустить тебя, чтобы полюбить саму себя.
Эмми опустила голову; ее голос стал почти невнятным от слез.
– Я любила его, мама. Очень, очень любила. И я просто не могу отказаться от страданий, не могу и не хочу. И еще мне кажется, что все самое лучшее, что могло случиться со мной, уже случилось.
Мать вздохнула и повернула голову, чтобы посмотреть на дочь.
– Просто подумай об этом, ладно?
Пейдж ушла, оставив дочь с банкой песка в руках, привезенной из того места, где она никогда не бывала. Эмми закрыла глаза и снова ощутила тепло, воображая прикосновение соленого воздуха, терпкий запах прогретой земли и свежесть воды. Она представила кое-что еще: легкое мерцание в воздухе, намекавшее на невысказанное прощание и неискупленную вину. А может быть, это было предчувствием нового начала. Последняя мысль настолько потрясла ее, что по шее пробежали мурашки. Эмми снова вспомнила завывание ветра в бутылочном дереве в ту ночь, когда она стала вдовой. Теперь, сидя перед коробкой с книгами, она начала размышлять о новых возможностях.
Эмми проснулась под звук удаляющихся шагов, слишком тяжелых, чтобы принадлежать ее матери. Храп отца, доносившийся из спальни, подсказывал ей, что он тоже не имеет отношения к этим шагам. Она села, прислушиваясь, но в ночной тишине не раздавалось ни звука.
Свет серебристой луны проникал сквозь шторы, освещая банку с песком, которую она почему-то поставила на туалетный столик. Эмми посмотрела на нее и представила, что песок стал жидкостью, кружившейся за стеклом крошечными волнами. Она потянулась, включила настольную лампу и с облегчением убедилась, что с банкой ничего не произошло. Ее взгляд переместился на пол, где лежала коробка с книгами из «Находок Фолли». Она не вполне понимала, зачем принесла сюда коробку из магазина; скорее всего, она подумала, что ей будет чем заняться, если она снова проснется ночью и не сможет снова уснуть.
Соскользнув с кровати, Эмми опустилась на колени перед коробкой и раскрыла картонные клапаны, а потом убрала скомканные газеты, лежавшие сверху. Она заглянула внутрь и ощутила приятный запах старых книг, неопределенное сочетание истертой кожи, высохшего клея и старины. Она протянула руку и взяла толстую книгу в жесткой обложке, завернутую в пузырчатую пленку.
Ее мать, стараясь расширить букинистический отдел, регулярно покупала коробки со старыми книгами, а их сортировка была обязанностью Эмми. Время от времени Эмми обнаруживала нечто действительно редкое и ценное, небрежно брошенное среди старых любовных романов с загнутыми уголками страниц, где повествование обычно разворачивалось на фоне больничных стен, или же многотомных саг 1980-х годов с пятнами жира и кофе, заляпавших потрепанные страницы. Такие коробки неизменно встречались во время распродаж недвижимости – ненужные книги, принадлежавшие чьей-то бабушке или двоюродной тете и унаследованные членом семьи, которому не хотелось просто так выбрасывать их на помойку.
Эмми оставалось лишь гадать, почему ей поручили сортировку подобных книг: из-за ее специальности или потому, что мать хотела найти ей какое-нибудь необременительное занятие. Эмми не отличалась аккуратностью, но для такой работы вполне годилась.
Девушка положила руку на книгу и ощутила знакомое тепло и легкое покалывание за ушами; тогда она поняла, что содержимое коробки заслуживает дальнейшего изучения. Она осторожно сняла пузырчатую обертку и подняла книгу под углом, чтобы лучше видеть выцветший титул. «Ромео и Джульетта». Взглянув на фронтиспис, она обратила внимание, что книга была издана в 1937 году, и положила ее на пол рядом с собой.
Эмми принялась методично разворачивать книги, с интересом отмечая, что большинство из них были путевыми заметками или атласами, плюс несколько классических романов – все без автографов и в большинстве своем многотиражные. Эмми увидела Джейн Остин, Толстого и даже немецкий перевод Шекспира. Все эти книги были хорошо ей знакомы, и она невольно улыбнулась. Книги выглядели как специальная подборка, словно они хранились в чьей-то личной библиотеке, а не на полках книжного магазина.
Добравшись до дна коробки, Эмми заглянула внутрь, чтобы убедиться, что ничего не пропустила. Она была почти уверена, что какая-то замечательная вещь прячется за гофрированными прокладками, но так ничего и не нашла.
Эмми окончательно распрощалась с мыслью о сне и снова начала перебирать книги в надежде найти что-то необычное. Когда она закончила, то опустилась на корточки, прищурилась и окинула взглядом стопки книг. Она остановилась на первой из выбранных, «Ромео и Джульетте», – той самой, от которой у нее мурашки побежали по коже. Взяв книгу, она углубилась в нее.
