— Вы про кого?
— Есть такие люди. Прокурор, например, пишет: «Не могу подать декларацию на свою жену, потому что я ее десять лет не вижу, а развод не оформил. А при попытке к ней приблизиться меня посылают нецензурной лексикой». Это жизненная ситуация? Жизненная. Значит, надо доказывать, что действительно жена его не видит. Или муж жену. У нас, слава богу, страна равных половых возможностей. Аналогичные ситуации возникают и в отношении несовершеннолетних детей, когда родители развелись и не поддерживают отношений.
— И что в самом деле делать в такой ситуации?
— Проверять, убеждаться, что они десять лет не разговаривают, а при виде друг друга готовы дать в морду».
Вот что значит кадровый кагэбист! На слово даже прокурору не поверит, — пошлет специальную комиссию расспрашивать жену прокурора про их доход. Прокурору в том, что прокурор не может развестись с женой-хулиган-кой, Иванов верит безусловно (как не поверить?), а вот в то, что хулиганка не сообщает прокурору свой доход, — не верит. Опыт кагэбиста не пропьешь!
(А ведь в нормальном мире мысль, что прокурор не может развестись с женой, нужно выставлять на конкурс анекдотов — первое место гарантировано!)
И обратите внимание, как Иванов построил проверку высших чиновников. Если нормальному человеку, чтобы подтвердить доход, нужно получить справку из налогового управления, то чиновнику можно просто спросить свою жену, и что она ответит, то для Иванова и свято. Скажет: «Десь тыщ в год», — святая истина! Прокурор, естественно, запросить в налоговом управлении справку о доходах своей жены не может, ну никак! Иванов в это верит — как не поверить? Так что придется Иванову посылать комиссию к жене прокурора и выяснять, действительно ли она не может воспринимать его без мата, как и все остальные, знающие этого прокурора?
И спросите себя: вот для каких кретинов Иванов это наговорил? Для всех или только для «ленинградских»?
Так что в целом Иванов очень хороший пример, каким дерьмом был укомплектован КГБ к моменту «перестройки».
Но с частью положений, высказанных Ивановым в интервью, я просто не могу не согласиться. Ну как не согласиться с такой мыслью Иванова о том, что можно, а что нельзя было взять из СССР в нынешнюю Россию: «А взять из СССР… Распределение студентов по вузам можно взять? Нельзя. Оплату-уравниловку можно? Нельзя. Советскую армию? Нельзя. КГБ? Нельзя». Обеими руками — за! КГБ — это люди! Как можно было брать в нынешнюю Россию таких, как вы с Путиным?
И как не согласиться с таким высказыванием?
«В спокойные времена в любой стране на муниципальные выборы ходит от силы 15 % населения. Какой нормальный человек пойдет голосовать, если его в целом все более или менее устраивает? Нормальный обыватель не пойдет. Это стандартная практика, и, слава богу, мы к ней приблизились. Мы ничем не отличаемся от муниципальных выборов Великобритании, Швеции. Во Владивостоке на выборы мэра пришли 18 % избирателей. О чем это говорит? О здоровом состоянии общества! Люди активно идут голосовать только тогда, когда они недовольны. Когда они довольны, зачем тратить выходные на голосование?».
Нет, я понимаю, что само по себе это выглядит как бред сивого мерина. Один из комментариев к этому интервью: «84,63 % — процент проголосовавших в Швеции на последних выборах. Наверно, очень всем недовольны».
Но ведь мысль: «О чем это говорит? О здоровом состоянии общества!» — правильна!
Ну представьте, что власть в городе захватила банда, которой требуется подтверждение своей власти на выборах. Перепуганные и кретины ходили голосовать за банду, и сначала таких было 90 %. Что можно сказать о здоровье этого общества? Правильно: глупые и перепуганные — это больные люди, это больное общество. А теперь за банду голосует всего 18 % жителей города. Что можно сказать? Правильно: общество выздоравливает от глупости и кретинизма. Прав Иванов, прав!
Так что полюбуйтесь на этого красавца, может, к юбилею вспомните, что это наша трусость и нерешительность в 1993 году обеспечила власть таким, как он.
2013 г.
Не посчитайте себя преступниками
Кнопкодавы с Охотного ряда дружно надавили на кнопки и приняли закон, предусматривающий уголовную ответственность за призывы к экстремистской деятельности с использованием Интернета, а Путин, само собой, его скоропостижно подписал. Обсуждать этот очередной высер властей Russia имело бы смысл, если бы у Russia были суды. А их нет ни в том понимании, как смотрит на суды народ, ни в соответствии с реально так и не отмененной Конституцией СССР, ни в соответствии с основами конституционного строя РФ. Тем не менее, пользуясь, так сказать, случаем, напомню некоторые особенности «борьбы с экстремизмом», которые каждому обитателю Интернета полезно знать.
Во-первых. Как бы действующая ныне Конституция РФ не знает такого понятия — экстремизм, соответственно, НЕ ЗАПРЕЩАЕТ ЭКСТРЕМИЗМ, поскольку это всего-навсего приверженность крайним взглядам и мерам в политике. А статья 13 Конституции РФ устанавливает, что в «Российской Федерации признается идеологическое многообразие», следовательно, и экстремизм, а запрещается всего лишь «создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации, подрыв безопасности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни». Все, перечень исчерпывающий, и никакой экстремизм Конституцией даже Russia не запрещен.
Соответственно, статья 29 Конституции РФ устанавливает, что каждому «гарантируется свобода мысли и слова», а не допускаются только «пропаганда или агитация, возбуждающие социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду. Запрещается пропаганда социального, расового, национального, религиозного или языкового превосходства». Все! Повторю, никакой экстремизм не запрещен и статьей 29.
Во-вторых. Обратите внимание, что Конституцией запрещается не свобода слова, а пропаганда и агитация. Говорить можно что угодно, нельзя агитировать и пропагандировать указанное в перечне. Это плохо понимают, поэтому в двух словах об этом.
Слово это не преступление, это всего лишь орудие, которым можно совершить преступление. А можно этим орудием — словом — спасти, предупредив. Вот у меня один из комментаторов, отчаянно защищающий фашизм в Russia, привел такой «убойный» довод: «в США был судебный процесс, где судья выдал вердикт — свобода слова не предполагает, что можно в зрительном зале во время сеанса закричать «Пожар»». То есть даже в сверхдемократичных США свобода слова, дескать, тоже ограничена.
Но если запретить слово «пожар», то как вы предупредите людей о реальном пожаре? Тут или комментатор дурак, или дурак судья, поскольку в данном случае преступлением является не слово, а хулиганство, а если из-за паники будут задавлены зрители, то убийство. А слово было всего лишь орудием этих преступлений. Как, скажем, топор. Им ведь можно убить, но это не значит, что владельцев топоров нужно осуждать за убийство.
