– Почему?
– Если человек бросает женщину в беде, он подлец, а с таким лучше не иметь дела, – ответила моя собеседница и ушла.
Что прибавить к ее словам? Мы не стали хуже от того, что потеряли больные части тела. Девяносто процентов женщин, вовремя обратившихся к врачу, забыли про онкологию и живут счастливо. По смертности рак стоит далеко не на самом первом месте: его обгоняют сердечно-сосудистые заболевания, травмы, туберкулез. И еще. Станете думать о близкой смерти – еще, не дай бог, накликаете ее. Рак боится сильных людей. Начнете ныть, стонать и жаловаться – умрете. Будете бороться за свою жизнь – выживете.
И самое последнее. Если вам поставили диагноз: рак, воспримите это как испытание, которое следует выдержать с достоинством. Поймите, вам досталась не самая худшая доля, есть намного более неприятные недуги: проказа, рассеянный склероз, шизофрения. Рак – болезнь, которая вылечивается. И вообще – не дождетесь! Все у нас будет хорошо. Я это знаю точно.
Мои ученики ни слова не проронили, увидав учительницу в парике. Скорей всего, большинство догадалось, в чем дело, а в «Молодой гвардии» давно знали правду, но как ни в чем не бывало мы принялись изучать перфект.
Мой день был расписан по минутам: уроки, домашнее хозяйство. Времени на слезы и жалость к себе не осталось. Забыв про постоянно ноющий шов, я носилась по городу. Кое-что в моем положении стало казаться удобным. Например, я никогда не брала зря зонтик, даже если прогноз погоды предсказывал тропический ливень, первым делом прислушивалась к себе: ноет шов? Ага, сейчас хлынет вода с неба. Ничего не болит? Вот и прекрасно, оставим зонтик на вешалке. Шов до сих пор ни разу не подвел меня, он болит только к перемене погоды.
Прибегая домой в девять, когда начиналась программа «Время», я быстренько запихивала в холодильник принесенные продукты и кидалась к очередной рукописи с радостной мыслью: «Вот сейчас сяду и отдохну!»
Законченные детективы, количеством четыре штуки, были перепечатаны и разбрелись по знакомым. Мои подруги читали их, восхищались, просили продолжения, я старательно кропала новую книгу, абсолютно не помышляя ни о каком издании опусов.
Третьего сентября к нам в гости явился Сережка, старший сын Оксаны, попил чаю и вдруг спросил:
– Почему не несешь рукописи в издательство?
– Зачем? – удивилась я.
– Так книгу выпустят, гонорар дадут!
– Ерунда, – отмахнулась я.
– За каким чертом тогда пишешь? – удивился Сережка.
– Ну… мне просто нравится процесс.
– Ага, – кивнул он, – самозабвенная графоманка. Немедленно неси свои романы в «Эксмо», сейчас столько дряни печатают, тебя обязательно опубликуют!
– И правда, мусик, – подхватила Маня. – Сережа прав.
– Почему в «Эксмо»? – продолжала недоумевать я.
Сережа хмыкнул:
– Оно находится в двух шагах от твоего дома. Прикинь, через пару лет, когда ты станешь дико популярной и знаменитой, будет очень удобно бегать туда.
Я в задумчивости пошла в свою спальню и стала изучать томики Марининой, Поляковой. Все их книги выпустило «Эксмо». Значит, в этом издательстве такие отличные авторы… Может, и впрямь попробовать?
Ночью ко мне в кровать влезла Машка, забилась под одеяло и зашептала:
– Мусечка, ты станешь великой, лучше Агаты Кристи!
– Спасибо, котик, – улыбнулась я. – Но это маловероятно.
– Нет, я знаю точно, – настаивала девочка, – только вот тебе мой совет, иди в «Эксмо» шестого сентября.
– Почему?
– Это же мой день рождения, – воскликнула дочка, – тебе должно феерически повезти, я буду кулаки держать!
Шестого сентября я явилась по адресу, найденному на последней странице книги Александры Марининой. Тогда издательство находилось на улице Народного Ополчения.
Стоял жаркий, даже душный день. Москва ходила в сарафанах и шортах, но у меня была в разгаре очередная химия, которая отчего-то нарушила терморегуляцию организма. Меня колотил озноб, поэтому я надела шерстяное пальтишко с мутоновым воротничком, а на лысину натянула красную береточку, от парика начала болеть голова.
Держа под мышкой папочку с рукописью, я позвонила в звонок, секьюрити открыл дверь. Я вошла в узкий коридор, ангелы задудели в трубы, богиня удачи распростерла надо мной крылья. Мне феерически повезло, потому что, войдя в издательство, я сразу наткнулась на статного, высокого мужчину, одетого в безукоризненно отглаженный, дорогой костюм.
Это сейчас я знаю, что его зовут Игорь Вячеславович Сопиков, что он главный редактор, человек, принимающий стратегические решения, и что многие начинающие авторы очень хотят с ним познакомиться.
Но шестого сентября я, наивная чукотская девушка, просто налетела на него, наступила ему на ногу и принялась извиняться. Он глянул на меня с высоты своего роста. И я вдруг сообразила, что он просто обязан принять странную посетительницу за сумасшедшую. А вы бы сами что подумали, увидев перед собой жарким днем даму, обряженную в пальто с меховым воротником и беретку? Я, проработавшая много лет в «Вечерней Москве», великолепно знала, что по редакциям толпами бродят шизофреники, непризнанные гении, пишущие толстенные романы и длиннющие поэмы самого жуткого содержания.
Сопиков просто обязан был выгнать меня. Но, очевидно, Маша оказалась права, в день рождения дочери ее матери феерически повезло. Игорь Вячеславович помолчал, а потом сказал:
– Здравствуйте.
– Добрый день, – пропищала я, страшно злясь на то, что у меня такой детский голос.
Писатель должен разговаривать низким тембром, а не пищать, как резиновая игрушка.
– Вы в «Эксмо»? – осторожно уточнил Сопиков.
Очевидно, он надеялся, что странноватого вида тетка просто ошиблась адресом.
– Да, – кивнула я, – в издательство, рукопись принесла.
– Так вы автор?
Я почувствовала невероятную гордость. Автор! Боже, какие восхитительные слова!
– Что у вас? – продолжал интересоваться Сопиков.
– Вот, книга.
– В каком жанре?
– Детектив.
– Ах, криминальный роман, – протянул главный редактор.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом в его глазах промелькнула плохо скрытая жалость, и он сказал таким тоном, каким нянечка разговаривает с ребенком-дауном:
– Вы ступайте в комнату, где сидит Ольга Вячеславовна Рубис, и отдайте ей рукопись. Вот сюда, налево, последняя дверь. Скажите, Сопиков послал.
С этими словами он быстро ушел, а я птицей полетела в указанном направлении, ощущая полнейшее счастье. Мне не сказали: «Пошла вон», не вытурили с позором.
Забыв про правила приличия, я без всякого стука распахнула дверь и очутилась в крохотной комнатенке, где впритык друг к другу стояли два письменных стола.
