Много интересного пережили мы в Глебовке. На третьем году нашей деревенской эпопеи у соседей случился пожар. Как на грех, именно в этот день бабка отправилась на рынок торговать картошкой, а дед получил пенсию и удрапал в магазин за бутылкой.
Когда занялась соседняя изба, я перепугалась настолько, что вылетела во двор в одной майке, забыв надеть юбку. Огонь полыхал вовсю. Жители деревни сбежались и молча стали наблюдать за происходящим. Никто из них не схватил ведра с водой и не полез выносить вещи. В огонь кинулись лишь Кеша и Леша, муж второй бабкиной дачницы, моей хорошей знакомой Гали. Она вместе с супругом и дочкой Катей жила у старухи на огороде, в сарайчике.
Кешка с Лешей повыбрасывали наружу что сумели, вытащили холодильник, телевизор и бросились спасать бабкин дом.
Сын залез на крышу, Алексей подавал ему ведра с водой, мальчик поливал крышу и стены, огонь вплотную подступал к нашей избе. Я металась от колодца с ведрами, забыв про то, что ношусь полуголой, Маня и Катя, совсем крошки, вытаскивали на всякий случай все вещи из избы… У нас не хватало ни рук, ни ног, а деревенские спокойно лузгали семечки.
— Ща рванет, — сказал один из мужиков, — тама у Надьки баллоны с газом.
Не успел он вымолвить эту фразу, как раздалось оглушительное «ба-бах». Крыша избы подлетела вверх, я с ужасом увидела, как ноги Аркашки взметнулись к солнцу. Потом оцинкованное железо хлопнулось назад, Кеша, непонятным образом удержавшийся за трубу, заорал:
— Леха рой вокруг дома яму!
В общем часа два мы отбивали избу у огня и победили. От соседского дома остались страшные черные головешки, наша «дача» стояла в целости и сохранности.
Переведя дух, мы оглядели друг друга. Галка, вся в пепле и саже, в разорванной кофте, Машка и Катя, похожие на чертенят, босые и мокрые с головы до ног, Кеша, всклокоченный, порезавший руки о крышу, Леша с рассеченным лбом, Снап, абсолютный терьер-негр, Клеопатра в песке и я без юбки, с обезумевшим взором.
С трудом успокоившись, мы сбегали на речку, вымыли кое-как детей, ополоснулись сами, отстирали там Снапа, Клеопатру и Галкину кошку по имени Симка, а потом решили попить чаю.
Но не успели мы разлить его по чашкам, как раздался дикий треск. В полном ужасе вся компания вылетела во двор. Мне с перепугу показалось, что теперь загорелись другие соседи, живущие слева, но перед глазами предстала иная картина. Забор повален, а в огороде стоит пожарная машина.
— Эй, девки, — заорал один из работников брандспойта, — где тута горит? Вызов пришел из вашей Глебовки.
Я без сил опустилась на крыльцо.
— Уже все погорело, — сообщил Леша.
— Два часа назад, — уточнил Кеша.
— Вы бы еще через неделю прикатили, — обозлилась Галка.
— И чаво бухтеть, — зевнул пожарный, — у нас техника поломатая. Скажи спасибо, что ваще явились!
Продолжая ворчать, он развернул машину, обрушил в придачу еще и забор соседей, живущих напротив, а потом, с чувством выполненного долга, отбыл.
Впрочем, ради справедливости следует заметить, что не только пожарные отличались в тех местах медлительностью.
Однажды у Галки случился приступ холецистита, и я с перепугу вызвала «Скорую». Так вот, набрала я номер «03» в среду вечером, а врачи прикатили в пятницу утром и очень злились, узнав, что больная давным-давно своим ходом поплелась в клинику. Подруга отправила мне на день рождения телеграмму, и почтальон принес ее первого июля, ровно через три недели после отсылки. Ей-богу, быстрее было сбегать пешком из Москвы в Глебовку и назад. Почту сюда доставляли по принципу: ведь приволокли же, чего еще надо. А за сроком годности продуктов в деревенской лавке никто не следил.
В девяносто втором году умер Снапик, как раз на Рождество, седьмого января. Когда Димка унес его тело в коробке из дома, со мной случилась истерика, Александра Ивановича не было в то время в Москве, Кеша служил в армии.
Минут через пятнадцать после того, как Дима ушел, раздался звонок. Я распахнула дверь и увидела долговязую фигуру, в шинели не по размеру. Совершенно неожиданно вернулся Кеша, мы ждали его только в конце января.
Кончину Снапа все пережили очень тяжело, тот, кто терял собаку, знает, как трудно потом жить, не слыша бодрого цоканья коготков по полу. На глаза все время попадаются миски, поводок, изгрызенные игрушки, байковое одеяльце. Ночью я просыпалась от того, что мне слишком удобно спать, рядом на подушке не было морды Снапа… Раньше я злилась на него за привычку сопеть мне прямо в лицо, теперь была готова отдать все, чтобы снова увидеть Снапуна. Но мертвые никогда к нам не возвращаются.
Спустя неделю после смерти Снапа мне приснился яркий, абсолютно невероятный сон. На зеленой поляне, усеянной белыми маргаритками, гуляют бабушка и папа, отчего-то одетые в ярко-красную одежду. Между ними бежит радостный, бодрый, совершенно здоровый Снапунька. Фася, улыбнувшись, сказала мне: — Ну перестань! Видишь, мы все вместе. Снап нашел нас.
— Хорошая собака, — подхватил папа, — и с остальными подружилась.
Он повернулся, и я увидела в потоке солнечных лучей, заливающих поляну, своих давно умерших животных: пуделих Крошку и Люку, «дворянина» Дика, кошку Дымку.
— Хорошо им вместе, — продолжил папа.
— Мы обязательно увидимся, — кивнула бабушка.
— Не сейчас, — перебил ее отец и помахал мне рукой.
Я проснулась в холодном поту, мне никогда не снятся сны, обычно я просто кладу голову на подушку и проваливаюсь в яму, а тут такое представление. Я не верю в «тот свет», но после этого сновидения отчего-то успокоилась, мне стало казаться, что папа, бабушка, все наши животные живы, просто находятся сейчас временно далеко от меня, но мы непременно будем вместе.
Без собаки было очень тяжело, к тому же Манюня каждое утро, просыпаясь, кричала из кроватки:
— Снапуня, прыгай сюда!
Потом она вспоминала, что лучший друг умер, и заливалась слезами. Видя такое положение вещей, Александр Иванович схватил газету объявлений и моментально позвонил по первому попавшемуся на глаза номеру. У хозяйки оказались пуделя, за щенка она хотела пятнадцать тысяч не деноминированных рублей. Такой суммы у нас не имелось. И вдруг мне в голову пришла гениальная идея: а ваучеры? Помните эти бумажки? Около каждой станции метро тогда толклись молодые люди с табличками на шее: «Куплю ваучер».
Я схватила Машку, и мы понеслись на проспект. Но около «Аэропорта» предлагали за один четыре тысячи, у нас же имелось три ваучера. Пришлось ехать дальше. Часа два мы с Машуней носились по метро, но чем дольше катались, тем меньше оказывалась предлагаемая цена.
Девочка устала, но держалась стойко. На «Тверской» мы узнали, что здесь нам за ваучер дадут всего три пятьсот. Я приуныла, а Машка неожиданно заревела, спрашивая:
— Нам все равно не хватит на собачку?
