— Дай Господь тебе счастья, не упусти Александра Ивановича, он очень на Стефана похож.
Я поцеловала бабулю:
— Спи, завтра поговорим.
Фася закрыла глаза, а потом вдруг сказала:
— Не обижай Аркашеньку, хороший мальчик растет, на Стефана похож.
У бабушки все симпатичные ей люди походили на покойного мужа.
Я усмехнулась и ушла смотреть телевизор, отчего-то мне расхотелось торопиться домой. Часа через два я все же решила отправиться к себе, зашла в спальню, хотела поцеловать Фасю перед уходом и… поняла, что она умерла.
Бог наградил Афанасию за праведную жизнь, перед кончиной он дал ей возможность попрощаться с внучкой.
Когда много лет спустя я рассказала об этом странном случае своей подруге Оксане, хирургу по профессии, та не удивилась.
— Подобные казусы описаны в медицине, — объявила она, — мозг человека плохо изученная территория. Перед смертью он включает какие-то бездействующие в нормальной жизни механизмы и происходят чудеса. Иногда больные выходят из комы, иные начинают говорить, слепые прозревают. Родственники, как правило, радуются, думая, что следующий этап окончательное выздоровление, но специалисты знают, подобное лишь кратковременный всплеск перед кончиной, так электрическая лампочка вспыхивает невероятно ярким светом за пару секунд до того, как перегореть.
В 85-м году я ушла из «Вечерки», мы с Александром Ивановичем захотели общего ребенка, и муж сказал:
— Уж извини, но у человека, работающего в ежедневной газете, получится что угодно, кроме здорового младенца.
И я, бросив практическую журналистику, устроилась в библиотеку, стала выдавать людям на абонементе книги. Может быть, кому-то столь резкий зигзаг покажется странным, но я к тому времени безумно устала, носясь по городу в поисках информации, и четко поняла: никакой карьеры не сделаю, так и стану бегать до старости по людям с карандашом и блокнотом, задавая им уныло-идиотские вопросы типа: «Ваши творческие планы?»
Я в восемьдесят пятом оказалась перед выбором, который часто делают женщины: семья или работа. И не колеблясь ушла в библиотеку.
Год, проведенный в районном книгохранилище номер шестьдесят восемь стал одним из счастливейших в моей жизни. В этом учреждении подобрался совершенно уникальный коллектив, состоящий из одних только женщин. Никаких сплетен, подсиживаний друг друга, истерик и скандалов тут не водилось. Все дамы были уже, скажем так, за тридцать, имели мужей, детей, внуков и жили только ради них. В библиотеку сотрудницы ходили, как в своеобразный клуб, все страстно любили книги.
Я оказалась самой молодой, и коллеги стали меня натаскивать.
Первым делом научили готовить. В обеденный перерыв дамы доставали из сумок собственноручно приготовленные блюда и угощали друг друга. Кулинарки они были феерические, и я только успевала записывать рецепты. Библиотека стала вторым домом и для моих мальчишек, там было очень удобно готовить уроки, вся литература под рукой, но Аркашке с Димкой больше нравилось проводить время на кухне, за громадным столом, на котором стояли тарелки с пирожками, которые испекла Любовь Аркадьевна, лежало печенье, вдохновенно созданное Тамарой, и издавали аромат котлеты, пожаренные Кларой Егоровной. Даже диетическая еда, приготовленная Мариам Марковной, пришлась им по вкусу. Я тоже фаршировала кабачки морковкой, но дома мальчишки воротили от них нос, а патиссоны, потушенные Мариам Марковной у меня проглатывали в момент.
Летом 86-го года я отправилась на узи и узнала, что у меня должна родиться девочка. Когда врач объявил об этой новости, из моих глаз потоком хлынули слезы.
— Не расстраивайтесь, — стала утешать меня доктор, — вы молодая, еще родите мальчика.
Язык не повернулся сказать ей, что я уже имею двух безобразников и третьего просто не вынесу, я мечтала о тихой, скромной девочке. Впрочем, как выяснилось, Александр Иванович тоже хотел дочь. Когда я вышла из кабинета, муж взял меня за руку и робко поинтересовался:
— Ну?
— Девочка, — выкрикнула я. — Машенька!
Он быстро сплюнул через левое плечо и велел:
— Умоляю, никому не рассказывай. Вдруг она непостижимым образом трансформируется в мальчика.
Машуня появилась на свет шестого сентября 1986 года без пятнадцати десять вечера.
С самого первого дня жизни дочка показала бойцовский характер. В шесть утра медсестра вкатывала в палату каталку, на которой рядком лежали запеленатые свертки. Младенцы молчали, только один заливался гневным криком — моя Маня. Она никогда не плакала жалобно, нет, Машуня орала голосом, полным здоровой злости.
Когда мы с Александром Ивановичем принесли ее домой, Кеша ринулся доставать из пеленок сестрицу. До сего момента он никогда не видел новорожденных детей и был полон любопытства. Наконец Маруся оказалась на нашей большой кровати голенькой.
— Смотри, настоящая красавица! — гордо воскликнула я.
Аркашка побледнел и начал:
— Ка…Он явно хотел воскликнуть: «Какой ужас», но вовремя спохватился и добавил: — Ка… ка… какая красавица!
Помня свой первый материнский опыт, я покормила дочку и, положив ее в кроватку, решила, что она, как когда-то Аркашка, станет мирно почивать до утра. Куда там! Машка проснулась через час и потребовала продолжения банкета.
Спокойная жизнь в доме закончилась. Мы все, сменяя друг друга, кормили ее в полночь, час, два, три, четыре, пять, шесть часов… Маняша очень любила поесть и терпеть не могла спать. Развивалась она на удивление быстро, в восемь месяцев побежала, в год заговорила сложноподчиненными предложениями. Машуня была настоящим ураганом, неутомимым Фигаро, находящимся одновременно в трех местах. Она все видела и наматывала на ус.
Однажды моя подруга Машка, сын которой Кирюша старше Машуни на пять месяцев, пришла подменить меня. Я отправилась за продуктами, когда вернулась назад, приятельница показала забинтованную ногу.
— Что случилось? — испугалась я.
— Ерунда, — отмахнулась она, — я уронила на ступню кастрюлю и рассекла кожу. Представь себе, Машуня увидела кровь и притащила йод.
Дочери тогда едва исполнился год.
Больше всех от девочки доставалось несчастному Снапу. Его душили в объятиях, расчесывали вилкой, наряжали в распашонки и кормили супом из песка с водой. Сначала пес сопротивлялся, но потом покорился судьбе и, наконец, один раз я увидела дивную картину. По длинному коридору идет Машуня, тащит за хвост несчастного Снапа. Собака едет на пузе, раскинув в разные стороны четыре лапы, глаза закрыты, на морде умиротворение.
— Снап поехал кататься, — вздохнул Димка, тоже оказавшийся свидетелем этой сцены.
Кстати, я несколько отвлекусь и расскажу замечательную историю, связанную со Снапуном.
Однажды Александр Иванович вдруг спросил:
