— Кто идет? — забубнил он. — Мать спит уже!
— Привет, — послышался голос Наташки.
— Явилась! — принялся отчитывать ее мальчик. — Во! На кого похожа! А ну иди в ванную! Ты чего, от метро на пузе ползла?
Послышались всхлипывания.
— Не реви! — сурово заявил Кеша. — Умывайся и топай на кухню! Хочешь, картошечки поджарю?
— Нет, ты скажи, отчего он меня бросил? Я-то его люблю…Воцарилась тишина. Я осторожно приоткрыла дверь и глянула в щелочку. На диване, в холле, сидели Кеша и Наталья. Подруга уткнулась в плечо мальчика, а тот, нежно гладя ее по копне спутанных кудрей, неожиданно сказал:
— Эх, Наталья! Мужики в основном сволочи, ни один твоей слезинки не стоит. Ты же красавица!
— Полагаешь? — перестала хлюпать носом Наташка.
— Точняк, — ответил Кеша. — Какие твои годы!
— Двадцать четыре уже, — вздохнула Наташка.
— Ерунда, — отмахнулся Кешка, — вот матери двадцать восемь, а совсем нестаро выглядит. И потом, ну зачем тебе муж?
— Так, — протянула Наталья, разглядывая себя в зеркало, — чтобы был.
— Если никого не найдешь, — пообещал Кеша, — я сам на тебе женюсь, не волнуйся!
Наталья вытащила из кармана мятую, раздавленную шоколадку и абсолютно серьезно сказала:
— Ну спасибо тебе! Неохота в старости одной куковать, кстати и картошечки хочется.
Кеша прищурился:
— Лады, сейчас пожарю, а ты потом мне за это спинку почешешь.
Я легла в кровать и попыталась заснуть, голова болела немилосердно. Через некоторое время я пошла в ванную, где висела аптечка. Путь лежал мимо Кешиной комнаты, я заглянула туда.
В детской горел ночник. Аркашка лежал на диване, обнимая плюшевого медведя, около него сидела Наташка. Она чесала ребенку спинку и тихо пела «Марсельезу» на французском.
Наталья абсолютно свободно владела языком Золя и Бальзака, в свое время она закончила спецшколу.
Несмотря на крайнюю безголовость, Наташка, как вам это ни покажется странным, была человеком ответственным, и еще она очень любила Кешку.
Он ужасно учился в школе, да еще ему попалась отвратительная первая учительница, самозабвенная взяточница. Это сейчас ребенка можно перевести из одного учебного заведения в другое. В восьмидесятом году такое даже не приходило в голову. Чтобы задобрить гарпию, родители таскали ей подарки. Но какой презент могла принести нищая журналистка? Максимум коробочку конфет, и на каждом родительском собрании на мою голову выливался ушат помоев: Васильев двоечник, хулиган, идиот, его надо сдать в интернат для умственно отсталых, безотцовщина…Справедливости ради следует сказать, что Кешка совершенно не хотел учиться, но это была не его вина. Кроме школы, он ходил на «Динамо» заниматься теннисом и плясал в самодеятельном ансамбле. Это сейчас надо платить гигантские деньги за подобные мероприятия, во времена Кешиного детства занятия были бесплатными. Так вот, тренер по теннису и педагог по танцам нахвалиться не могли на мальчика, но учительнице в школе он решительно не нравился.
Один раз, забирая сына из школы, я увидела дневник с очередными двойками и, не сдержавшись, отвесила ему оплеуху. В этот момент мы собирались садиться в автобус. Кешка, не ожидавший от матери нападения (тот случай был единственным, когда я подняла на него руку) споткнулся и стукнулся головой об автобус.
Послышался глухой удар, на борту образовалась довольно глубокая вмятина. Я разинула рот. Аркашка, всегда соображавший быстрее меня, мгновенно ухватил мать за руку и поволок по тротуару, приговаривая:
— Двигай ногами скорей, сейчас водитель выйдет и заставит ремонт оплачивать!
Мы мухой пролетели через пару улиц и сели на скамеечку в скверике.
— Мать, — строго сказал он, — ребенка нельзя бить головой об автобус!
— Похоже, она у тебя железная, — вздохнула я, — таблицу умножения никак не выучишь, а борт помял.
Аркашка пожал плечами:
— Да ну, нормальная. Слышь, мама, сколько будет семью восемь?
— Сорок восемь, — машинально ответила я, думая о том, найдется ли в кошельке полтора рубля, чтобы купить сейчас мальчику модель для склеивания.
В конце концов, он сам очень расстроился из-за двойки, надо его подбодрить.
— Фигушки, — отозвался Кеша, — пятьдесят шесть!
Я удивилась: — Да ну?
Кеша протянул мне тетрадку, на обороте которой была написана таблица умножения.
— Смотри. Семью восемь, пятьдесят шесть, а не сорок восемь, как утверждаешь ты. Мама, мы с тобой просто не способны к арифметике, у тебя чего по математике в школе стояло?
— Два, — честно ответила я.
— И у меня два, — вздохнул Кеша. — Вот водитель удивится: ни с кем не сталкивался, а на автобусе вмятина!
Прошло много лет, ко мне, писательнице Дарье Донцовой, пришла корреспондентка из «Учительской газеты». Интервью крутилось вокруг проблем воспитания, я, пытаясь изображать из себя Макаренко, рассуждала о детской психологии. Тут появился Кеша, уже сам ставший отцом. Журналистка мигом обратилась к нему:
— Скажите, а как вас воспитывала мама?
Кеша хмыкнул:
— Сурово. Била головой об автобус за двойки.
Корреспондентка чуть не упала со стула.
— Вы шутите?
— Вовсе нет, — ответил гадкий Аркадий. — Очень хорошо помню, какая вмятина на борту осталась.
Но если я, расстраиваясь, ругала Кешку, то Наташка решила исправлять ситуацию иным способом.
— Сегодня я сама пойду на родительское собрание, — заявила она. — Сиди дома.
Она сбегала в школу и вернулась страшно довольная.
— Все в порядке.
Я удивилась, но ничего не сказала. Представляете, после ее похода к училке двойки в дневнике сына сменились на четверки!
Потом наступила зима, и я увидела, что Наталья продолжает ходить в тонких, осенних ботиночках.
— Послушай, — не выдержала я, — тебе же на день рождения подарили сапоги «Аляска», замшевые, на меху. Отчего не надеваешь?
— Берегу, — на полном серьезе заявила подруга. — Еще не так холодно.
Но и в двадцатиградусный мороз она продолжала щеголять в баретках, а потом я пришла в школу за Аркашкой и увидела на толстых ногах противной училки новые, красивые сапоги «Аляска», замшевые, на меху, и все сразу поняла.
Спустя несколько лет Наташка совершенно неожиданно познакомилась с итальянцем, вышла за него замуж и укатила в Милан.
В своих книгах «Крутые наследнички» и «За всеми зайцами» я вывела ее под настоящим именем, там она Наташка, ближайшая подруга Даши Васильевой. Я переселила ее из Италии во Францию, сделала вдовой барона Макмайера, очень богатого человека. В действительности же Наташка мирно проживает сейчас в Милане, ее супруга никто, слава богу, не убивал, он никогда не владел огромным состоянием. Муж Натальи скромный инженер, у моей подруги есть сын и полнейшее семейное счастье. В моих романах все выходит слегка по-другому, но ведь я не пишу исторические повести, это просто детективы.
