Через некоторое время мы увидели на чудную картину: на обочине сидит тетка и справляет нужду.
Несмотря на приказ молчать, я возмутилась:
— Нет, какое безобразие, вот почему тут так грязно!
Сухилья совершенно спокойно отреагировала на увиденное:
— Рядом рынок, а крестьяне не станут тратить денег на туалет.
— Но как ей не стыдно сидеть в таком виде на улице! — продолжала негодовать я.
— Лицо же прикрыто, — пожала плечами Сухилья, — вот его открыть при посторонних ужасно, а то, что мы видим сейчас! Ерунда! В туалет ходят все.
— Значит, обнажить «нижний этаж» прилюдно можно, а лицо нет?
Сухилья кивнула, и мы пошли дальше. С той минуты в моей душе поселилась твердая уверенность: я никогда не стану своей в Сирии.
С Алеппо связано у меня еще одно воспоминание. Один из советских журналистов повел меня к известной на всем Ближнем Востоке гадалке.
— Пошли, — уговаривал он, — говорят она всем такое сообщает! Знание будущего меня не привлекало, я совершенно не верила колдунам, ведьмам и раскинутым картам. Выросла я среди атеистов. Икона, маленькая, имелась только у Фаси, бабушка каждый вечер молилась. Я же, сначала пионерка, а потом комсомолка, страшно возмущалась и советовала ей:
— Немедленно перестань! Вот, почитай Дарвина, все люди произошли от обезьяны!
Бабушка сначала молчала, ей явно не хотелось вступать в бесполезный спор с радикально настроенной внучкой, но потом она не выдержала и ответила: — Знаешь, детка, все же приятнее думать о том, что человека создал Господь. Обезьяны в качестве предков не слишком мне нравятся.
Но никаких религиозных знаний мне в голову бабушка не вкладывала, поэтому я выросла абсолютно незнакомой с церковью. Единственное, что я знала — Пасху. На этот праздник бабушка всегда пекла удивительно вкусные куличи.
Поэтому идея похода к гадалке меня не прельщала, но журналист буквально силком отволок меня к ее домику.
Внутрь вела ужасно низкая и узкая дверь. Я вползла в помещение почти на коленях и увидела тетку, абсолютно седую, без всякого головного убора и чадры, восседавшую возле огромной грязной кастрюли. Моего арабского не хватало для полноценного разговора, но журналист спокойно изъяснялся на сирийском диалекте. Он начал что-то втолковывать женщине, та отпихнула его, схватила меня за руку и подтянула к котелку.
— Эта ведьма отказывается иметь со мной дело, — протянул спутник, — а тебе станет гадать.
— Ну-ка погляди в воду, — велела ведунья. — Что там видишь?
Я обозрела мутную жидкость, на поверхности которой колыхались щепки, и ответила:
— Ничего.
— Правильно, тебе не дано, а я вот вижу: у тебя родится дочь.
Я подавила смешок. Да уж, славная гадалка. У меня к тому времени развалился и второй брак, замужней женщиной я считалась только на бумаге. У меня был сын Аркашка, алименты я не получала. Замуж еще раз я не собиралась выходить. Решила, что двух попыток с меня хватит. Значит, зверь по имени Груня Васильева в неволе не живет. Родить девочку в такой ситуации было куда как кстати!
Очевидно, на моем лице отразилось недоумение, потому что гадалка хмыкнула и продолжала:
— Всего у тебя будет трое детей, но родишь ты еще только девочку.
Я развеселилась окончательно, ну и цирк. Значит, Аркашка у меня есть, девочка родится, а третий-то откуда? Сам что ли придет и в дверь постучит?
— В сорок пять лет ты очень тяжело заболеешь, — как ни в чем не бывало продолжала ведунья, — все вокруг станут говорить о твоей неминуемой смерти, но никому не верь. Жизни тебе до 104 лет, а потом…Тут она запнулась, помолчала немного и слегка растерянно добавила: — Не пойму никак, похоже, ты вовсе не умрешь!
Вот здесь уж я не сумела сдержаться и начала хохотать.
Гадалка зыркнула на меня карими глазами и продолжила:
— Во второй половине жизни, после пятидесяти, станешь обеспеченной женщиной, материальное благополучие придет к тебе от правой руки и не покинет до могилы.
— Наверное, выйду замуж за члена ЦК, — захихикала я.
— Вовсе нет, — терпеливо поправила колдунья, — мужчины не принесут тебе денег, хотя мужа найдешь и станешь счастливой. Вообще-то я первый раз встречаю такого удивительно везучего человека, впереди тебя ждут бедность, болезнь, отчаяние, но потом, после пятидесяти лет сплошное счастье.
Я очень заинтересовалась прогнозом. Правда, цифра «50» показалась мне ужасной. Мне тогда едва исполнилось двадцать два года. Но ведь приятно, когда тебе обещают полное счастье впереди.
— И чем же я стану заниматься?
Гадалка сделала странное движение рукой и пожала плечами:
— Не понимаю, не спрашивай! Что-то такое…
На этом гадание закончилось. Журналист, который старательно переводил наш диалог, принялся приставать к ведьме:
— Давай! — забубнил он. — Погадай мне!
Женщина покачала головой. Приятель пытался и так и этак уговорить ее. В конце концов он бросил на столик сто долларов, большую сумму для Сирии. Гадалка усмехнулась, спрятала купюру, потом вымолвила несколько фраз и плюнула в воду. Журналист переменился в лице и молча вышел из домика, я бросилась за ним.
— Что она тебе сказала?
Приятель мрачно ответил:
— Перевожу дословно: «Не хотела твое будущее трогать, сам напросился. Тебе жизни пятьдесят два года».
Я уставилась на него и заморгала. Мой знакомый как раз недавно справлял день рождения — сорок девять лет.
Молчание затянулось, потом из меня полились слова утешения:
— Господи, наплюй, она дура! Нет, слышал, чего она мне наобещала! С ума сошла!
— Действительно, — повеселел журналист, — глупости!
Через три года, я уже жила в Москве, мне позвонил Леня Райзман и сказал:
— Слышала? «С» привезли из Афгана в цинковом гробу! Какая-то таинственная желудочно-кишечная инфекция, наши врачи не умеют такую лечить!
Я не удивилась. Тот журналист был очень беспечен. Он абсолютно спокойно пил местную воду, наливал кружку прямо из-под крана и отмахивался от окружающих, предупреждавших:
— Послушай, ведь это опасно, лучше купи бутылку минералки.
Еще мой приятель мог отправиться на рынок, купить там у уличного торговца «шиш-кебаб», сделанный грязными руками из непонятного мяса, и тут же слопать его. Думается, он и в Афганистане не изменил своим привычкам, поэтому я понимала, что желудочно-кишечная инфекция была в его случае неминуемой. Ужасно, конечно, умереть в пятьдесят два года, но этому факту имелось вполне здравое объяснение. И я посчитала все произошедшее простым совпадением.
Потом, в 1986 году, у меня появилась дочь. Звонок прозвенел во второй раз, и снова я прогнала прочь привидевшуюся гадалку. Ну подумайте сами, выбор-то у нее был всего из двух «наименований» — мальчик или девочка. Снова совпадение.
