– Лив, это Голдштейны. Миллиардеры только так и не иначе ведут дела. Приходится подстраиваться под их расписание.
Она смотрит на свой педикюр, который обошелся ей в целое состояние, и вспоминает, как они с маникюршей смеялись, когда она, Лив, сказала, что теперь ее пальчики выглядят вполне съедобными.
– Дэвид, уйди, ради бога.
– Лив, я…
– Просто оставь меня одну.
Он поднимается с сиденья унитаза, но она на него не смотрит. Когда Дэвид закрывает за собой дверь ванной, Лив зажмуривается и медленно погружается с головой под горячую воду, чтобы ни о чем не думать и ничего не слышать.
Глава 2
Париж, 1912 год
Никакого бара «Триполи».
– Нет-нет, в бар «Триполи».
Эдуард Лефевр, при всей своей корпулентности, как ни странно, нередко напоминал малыша, которому сообщили о неминуемом наказании. Он обиженно посмотрел на меня сверху вниз и, надув щеки, сказал:
– Да будет тебе, Софи! Только не сегодня. Давай сходим куда-нибудь поесть. И забудем хотя бы на вечер о финансовых проблемах. Мы ведь только что поженились! Как никак, но это ведь наш lune de miel!
[1]
– Он пренебрежительно махнул рукой в сторону вывески с названием бара.
Сунув руку в карман, я нащупала свернутую пачку долговых расписок.
– Мой возлюбленный муж, мы не можем даже на вечер забыть о финансовых проблемах. У нас нет денег на еду. Ни сантима.
– А деньги из галереи «Дюшан»…
– Пошли на квартирную плату. Если помнишь, ты не платил еще с лета.
– А заначка в копилке?
– Истрачена два дня назад, когда тебе взбрендило угостить всех завтраком в «Моей Бургундии».
– Но это же был свадебный завтрак! И у меня возникло непреодолимое желание хоть как-то отдать должное Парижу. – Он на секунду задумался. – А деньги в кармане моих синих панталон?
– Истрачены вчера вечером.
Он похлопал руками по карманам, но не обнаружил ничего, кроме мешочка с табаком. Вид у него был настолько обескураженный, что я с трудом сдержала смех.
– Мужайся, Эдуард. Все наладится. Если хочешь, я могу сходить и очень мило попросить твоих друзей расплатиться по долгам. Тебе вообще не придется ничего делать. Они не смогут отказать женщине.
– И тогда мы уедем?
– И тогда мы уедем. – Я встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. – А сейчас мы пойдем и купим какой-нибудь еды.
– Сомневаюсь, что мне кусок в горло полезет, – проворчал он. – Разговоры о деньгах вызывают у меня несварение желудка.
– Эдуард, ты точно захочешь есть.
– Не вижу смысла делать это прямо сейчас. Наш lune de miel, по идее, должен продолжаться целый месяц. Месяц любви! Я поинтересовался у одной своей светской покровительницы, она знает все о таких вещах. Уверен, у меня где-то завалялись деньги… Ой, погоди, а вот и Лаура! Лаура, иди сюда, познакомься с моей женой Софи!
За те три недели, что я пробыла миссис Эдуард Лефевр, а если честно, уже несколько месяцев до того, я успела понять, что по своим масштабам долги моего мужа намного превосходят его талант художника. Эдуард был щедрейшим из мужчин, хотя и не имел финансовых возможностей для подобной щедрости. Его картины хорошо продавались, что вызывало естественную зависть у его товарищей из Академии Матисса, но он никогда не трудился требовать за свои работы таких тривиальных вещей, как наличные деньги, довольствуясь взамен постоянно увеличивающейся пачкой долговых обязательств. И если господа Дюшан, Берси и Стиглер могли позволить себе украсить стены его утонченной живописью и к тому же набить животы вкусной едой, то Эдуарду приходилось неделями перебиваться хлебом с сыром и паштетом.
Я пришла в ужас, обнаружив плачевное состояние его финансов. Причем отнюдь не из‑за нехватки у него средств – когда я познакомилась с Эдуардом, то сразу поняла, что ему не суждено разбогатеть, – а скорее из‑за того пренебрежения, с которым к нему, похоже, относились его так называемые друзья. Они обещали вернуть деньги, но то были пустые посулы. Они пили его вино, пользовались его гостеприимством, но практически ничего не давали взамен. Эдуард был именно тем, кто заказывал напитки для всех, еду для дам, – одним словом, обеспечивал хорошее времяпрепровождение для всех, но, когда приносили счет, его собутыльники, словно по мановению волшебной палочки, исчезали.
– Дружба для меня дороже денег, – обычно говорил он, когда я изучала его счета.
– Твои чувства заслуживают восхищения, любимый. Но, к сожалению, дружбу на хлеб не намажешь.
– Я женился на деловой женщине! – с гордостью восклицал он.
В первые дни после нашей свадьбы я могла смело считать себя скальпелем для вскрытия нарывов, однако Эдуард неизменно гордился мной.
Я смотрела в окно бара «Триполи», пытаясь понять, кто там внутри. Когда я повернулась, Эдуард разговаривал с какой-то женщиной. В чем я не нашла ничего необычного: мой муж знал чуть ли не всех в пределах Пятого и Шестого округов. Было невозможно пройти и сотни ярдов, чтобы Эдуард не обменялся с кем-нибудь приветствиями, добрыми пожеланиями, не угостил приятеля сигареткой.
– Софи! – сказал он. – Иди сюда! Хочу познакомить тебя с Лаурой Леконт.
Я на секунду замялась. Судя по нарумяненным щекам, туфлям без задника, Лаура Леконт была fille de rue
[2]
. Когда мы впервые познакомились, он сообщил, что нередко использует их в качестве моделей; они идеально подходят для этого, говорил он, так как совершенно не стесняются своего тела. Наверное, меня должно было шокировать, что он хочет познакомить меня, свою жену, с падшей женщиной. Но я сразу поняла, что Эдуарду плевать на условности. Я знала, ему нравятся гулящие девки, более того, он относился к ним с уважением, и мне не хотелось ронять себя в его глазах.
– Приятно познакомиться с вами, мадемуазель, – сказала я.
Я протянула ей руку, специально использовав официальное «вы» для того, чтобы выказать ей свое уважение. У нее оказались такие мягкие пальцы, что я практически не почувствовала рукопожатия.
– Лаура довольно часто мне позирует. Помнишь портрет женщины, сидящей на синем стуле? Тот, что тебе особенно понравился? Это Лаура. Она великолепная натурщица.
– Вы слишком добры, месье Лефевр, – ответила она.
Я тепло улыбнулась Лауре:
– Знаю эту картину. Прекрасный образ. – (Она удивленно приподняла брови. Уже после я поняла, что ей нечасто приходилось получать комплименты от других женщин.) – Вы кажетесь просто роскошной женщиной.
– Да, роскошной. Софи абсолютно права. На этой картине ты выглядишь действительно роскошно, – согласился Эдуард.
