– Отвинтить бы тебе башку, дурь вытряхнуть, ум вложить и на место вернуть!
Но это ведь не значит, что ему и впрямь череп от шеи отделят.
Зяма скривился и заорал:
– Хочу к маме!
– Дурак, – беззлобно сказал Груздев. – Ладно, на первый раз прощается! Посидишь в синей комнате, одумаешься. Ну, а если и по выходе продолжишь ерепениться, то поедешь хлопок собирать. Эй, сюда!
Зяма не успел опомниться, как в каморку вошла темная фигура и достала из кармана шприц. Дальше – провал. Сколько Зяма провел времени без света, еды? Может, день, два, вероятно, неделю, год. И воды он не получал. Глаза ничего не видели, уши не улавливали звуков. Единственное, что мальчик смог, это ощупать руками стены. Натолкнулся на кольца, из которых свисали цепи, и перепугался до беспамятства. Оказывается, его могли приковать. Правда, тут еще имелась лестница, упиравшаяся в потолок, и это внушало надежду: может, есть шанс выйти? В качестве туалета подросток использовал один угол помещения и скоро начал задыхаться от вони.
Когда несчастный стал думать, что его судьба умереть в заточении, и почти смирился с этой перспективой, над головой загрохотало, появился квадрат света и лицо в нем, раздался голос:
– Ну ты там как?
– Дяденька, спасите, – заплакал Зяма.
– Будешь себя хорошо вести? – спросил хозяин.
– Да, да, да, – истово затвердил школьник.
– Поди, пить и жрать охота? – заботливо осведомился дядя Миша.
– Очень! – признался Зяма.
– Вылезай, – велел хозяин.
Когда мальчик вскарабкался по ступенькам, Михаил ему вручил ведро, веник, тряпку и велел:
– Убирай синюю комнату, она еще другим пригодится.
Зяма отдраил помещение, он так и не понял, почему его называют синим, был впущен в душ, где из лейки текла холодная вода, получил два куска черного хлеба и кружку простой воды. Еще недавно Зяма бы даже не прикоснулся к этим «деликатесам», но сейчас он проглотил клеклые ломти без остатка и облизнулся.
– Ай, молодца, – похвалил его дядя Миша, – теперь слушай. Есть у меня жизненный принцип: надо людям говорить правду. И тебе лгать не хочу. Объясню, как ты ко мне попал. Муж твоей матери условие поставил: или я, или Зиновий. Пасынок отчима хулиганством достал. Мать твоя подумала и решила: какой с мальца толк? Воспитывай его, поднимай на ноги, благодарности не дождешься. Ну и продала тебя.
– Кому? – остолбенел Зяма.
– Мне, – спокойно ответил дядя Миша, – заплатила хорошо, чтоб я тебя подальше спрятал. Ты теперь мой раб. В доме полно дел.
– А школа? – глупо спросил Зяма.
– Во! Об учебе вспомнил, – хмыкнул дядя Миша. – Чего ж раньше двойки таскал? Вел бы себя хорошо, и отчим бы не озлобился. Ты сам виноват! Сразу предупреждаю: бежать не вздумай. Поймаю. Знаешь, почему комнату синей называют?
– Нет, – прошептал Зяма.
– Будешь в ней до посинения сидеть, – со смешком пояснил хозяин.
Зиновий оцепенел. Михаил, не реагируя на реакцию «раба», мирно бубнил:
– Драпать тебе некуда. Мать, если тебя увидит, меня кликнет. И ты сейчас не в Москве.
– А где? – окончательно пал духом Зяма.
– Это другой город, – пожал плечами мучитель. – Какая тебе разница?
– И вы ему поверили? – усомнилась я. – Неужели со двора торговый центр не видели? МКАД? Рекламный щит?
Зиновий сморщился.
– В тот год, когда я сюда попал, вокруг здания лес стоял. Ни шоссе, ни рекламы. А если и увидишь, то как узнать, где тебя спрятали? Магистрали одинаковые. Ну шоссе. И какое? В Питер? Новосибирск? Владивосток? Михаил меня конкретно запугал, я даже заикаться начал.
Глава 33
Потянулись однообразные месяцы, наполненные тяжелой непривычной работой. Не поверите, но, упав на жесткую кровать и прикрываясь драной тряпкой, Зяма мечтал не о вкусной еде, мягкой постели или теплой одежде, а о школе. Ненавистное ранее учебное заведение сейчас казалось раем, а настырные учителя – ангелами. О побеге Зяма боялся даже думать. Во-первых, куда податься? Ни документов, ни денег, ни людей, способных приютить и помочь, у мальчика не было. И он теперь знал, как поступают с теми, кто не слушает Михаила Матвеевича. Их действительно держали в подвале до тех пор, пока дети не исчезали. Жена Груздева стирала одежду тех ребят и укладывала в сундук на чердаке.
У меня от ужаса по спине покатился пот.
– Вот что хранится под крышей!
– Он их не убивал, – уточнил Зяма, – а перепродавал. Детей забирали в Среднюю Азию на плантации хлопка, увозили в горы, делали из них бесплатных работников. Себе Груздев оставлял лишь тех, кто ему нравился, казался послушным, ел мало. Старик – отвратительный жлоб. Он вещи тех, кого из дома отправлял, себе оставлял, новые хозяева рабам другую одежду покупали. Я дико старался, чуть ли не целовал ему ноги. В его доме было ужасно, но я привык, даже находил время для отдыха. Книжки читал, в особняке полно всего. А если меня увезут на юг? Там точно сдохну!
Спустя некоторое время в доме образовался костяк, как говорил Груздев, воспитанников: Рита, Зяма, Катя и Антон. Последний жил тут с незапамятных времен, попал в приют крошкой и позабыл, как выглядела мама. Но Михаил Матвеевич был вдохновенным садистом. Каждый вечер он собирал деточек за скудным ужином и с иезуитской настойчивостью рассказывал им, как поступили с ребятами родители, непременно называл их имена, фамилии и сокрушался:
– Сами виноваты. Появились на свет у хороших людей, нет бы, жить, почитать отца с матерью, слушать их! Но вы своего счастья не ценили, учились плохо, грубили старшим, плохо ели, вещи портили. Вот и надоели им.
Дальше шел детективный рассказ о том, как родственники попросили дядю Мишу позаботиться о плохих детях. Груздеву заплатили денег, чтобы он забрал Зяму, Риту, Катю и Антона.
– Хорошие вам от рождения мамы достались, – вздыхал Михаил, – могли утопить или пристрелить, но они вас в добрые руки отдали, в мои. Доведу вас до ума, обучу трудовым навыкам, но, если исправиться не пожелаете, перепродам другим людям.
Зяма привык к подобным беседам, он старался не думать, что ждет его впереди. Рита, Антон и Катя тоже выглядели сломленными. Девочки были тихими-тихими, скользили по дому тенями, но через год у Зямы установилось с ними некое подобие дружеских отношений. Рита часто помогала на кухне и имела возможность утащить чуть-чуть еды: кусок хлеба, отварную картошку, горсть риса. Слава богу, в девяностых технический прогресс еще не зашел далеко, никаких камер видеонаблюдения в доме не было, и когда Михаил уходил спать в свои роскошные апартаменты, дети имели возможность поболтать. Один раз Зяма и Рита спасли Катю от посадки в подвал. Девочка случайно отбила край у керамической вазы, которая стояла в углу коридора. Несчастье случилось поздно вечером, когда Катя кралась в комнату к Маргарите. Представляете, какой ужас обуял девочку? В страшную синюю комнату можно было угодить и за меньшую провинность.
