Словом, он говорил все то, что она хотела бы от него услышать.
Он взял ее за руку, и они вместе поднялись в квартиру. Она, почти зажмурившись, перешагнула порог спальни, где вместо трупа Ивана увидела свернутый в рулон ковер.
— Он действительно мертв… — сказал Михаил. — И мы могли бы вызвать милицию и все объяснить, но боюсь, что ты не выдержишь этого… Ведь тебя непременно посадят в камеру предварительного заключения. Ты окажешься среди преступников… К тому же будет трудно доказать, что ты избавилась от насильника..
— Миша, я же твоя жена, жена адвоката, я кое-что знаю и понимаю… Следы изнасилования… после всего, что произошло, я не мылась… — Она густо покраснела. — Так что еще не поздно сделать экспертизу, это лучше, чем потом всю жизнь жить в страхе перед разоблачением…
— Я слишком хорошо знаком с этой машиной… правосудия… — презрительно фыркнул Михаил. — Слишком уж много народу она подавила… А так об убийстве будем знать лишь мы — ты и я. Ты же понимаешь, что никто больше об этом никогда не узнает…
— И куда мы его денем?
— Спрячем в надежном месте… Я знаю такие места, куда даже грибники не заходят… Ночью отвезем труп, вот и все.
— А если нас остановят?
— Скажи, ты помнишь, чтобы меня в последнее время останавливали?
— Нет.
— Тогда почему же сегодня ночью нас непременно остановят?
— Потому что все так и происходит… Случайно… Мне страшно, Миша…
— Скажи, ты любишь меня? — вдруг спросил он. Она была потрясена этим несвоевременным, как ей показалось, вопросом.
— Конечно, ты же знаешь… Почему ты спрашиваешь меня об этом?
— Потому что сегодня к тебе прикоснулся другой мужчина… И мужчина этот, как я и подозревал, был влюблен в тебя… ты не осуждай его… Он просто не мог совладать со своими чувствами, и это не преувеличение… У нас, у мужчин, желание более сильное, чем у женщины… Он потерял контроль над собой. И это не удивительно…
— Что не удивительно?
— То, что он любил тебя… Я видел, какими глазами он на тебя смотрит, как он ждет, когда мы пригласим его в гости… А ты, неужели ты никогда не чувствовала, что он неравнодушен к тебе? Что он желает тебя?
— Нет, не чувствовала… Но если ты знал, почему не объяснился с ним? Почему не запретил появляться у нас? Тем более что ты так хорошо разбираешься в мужчинах и их поступках… Разве не мог ты, взрослый человек, с таким жизненным опытом, предугадать последствия?! Тем более что мы говорим сейчас о твоем лучшем друге…
— Лучший друг… Самый близкий друг… На что он надеялся? Он что же это, думал, что у нас с тобой ничего не получится? Что если я старше тебя, то наш брак временный, некрепкий, который легко разрушить?
Катя вдруг подумала, что Михаил впервые озвучил то, что его, быть может, мучило какое-то время, когда они еще только начинали жить вместе. Он все это осознавал — и разницу в возрасте, и многие-многие другие вещи, на которые Катя старалась не обращать внимания, — и переживал, делая, между тем, все возможное, чтобы их брак состоялся. В сущности, если разобраться, то единственным белым пятном в их супружестве оставался (для Кати, во всяком случае) вопрос интимных отношений. Тот факт, что она не получала от близости с мужем удовольствия, был для других пар существенным, важным — от этого недопонимания, недочувствования распадались многие, известные Кате браки… А она терпела, старалась этого не замечать. Так, может, каким-то непостижимым образом об этом стало известно Ивану? Может, она, сама того не понимая и не осознавая, вела себя так, что это было видно? Нет… Все это глупости. Она не могла не выглядеть счастливой женщиной. Она была счастлива в браке, и точка. И она спокойно все эти годы обходилась без всего того, чем жили другие женщины… Пусть она чего-то недополучала, зато ее брак был надежен, а муж относился к ней с превеликой нежностью и уважением.
— Катя, — Михаил вдруг обнял ее и посмотрел ей в глаза. — Может, ты была несчастлива со мной? Может, я бывал с тобой груб? Или как мужчина я тебя не устраиваю?
— Нет, что ты, Миша… Ну что ты такое говоришь? У нас же с тобой все хорошо…
Он поцеловал ее, погладил по голове, и она испугалась этого жеста… Что будет с ними дальше?
— Свари кофейку, что ли, — неожиданно сказал он и, перешагнув через завернутый в ковер труп, сел в кресло. — Он сам виноват. Во всем виноват сам… Катя, у нас есть перчатки?
— Какие?
— Хирургические… Нам все придется делать в перчатках. А вазу — разобьем… В пыль…
А когда стемнело, они, обвязав труп веревкой, сбросили его из окна (не тащить же по лестнице или спускать на лифте), расположенного со стороны двора, где в этот час никого и никогда не бывает, быстро погрузили в багажник своего «Альфа-Ромео» и поехали за город. У Кати зубы стучали от страха — когда они проезжали мимо постов ГИБДД, она почти теряла сознание, молилась… Однако им повезло, их никто не остановил. Они отъехали километров на пятьдесят от города, свернули куда-то и медленно покатили по узкой дороге в глубь леса…
Остановились, Михаил достал из багажника саперную лопату и принялся копать могилу своему лучшему другу.
Он работал молча. Катя сидела на переднем сиденье и курила — вспомнила молодость… Даже не закашлялась — курила, как заправский курильщик, глубоко затягиваясь… И ей это нравилось, казалось даже, что от этого ей становится легче пережить все то, что сейчас происходило с ней… с ними…
Ковер с телом внутри оказался неподъемным. Или они так обессилели? Еле-еле вытащили! Веревки, которыми был стянут ковер, то и дело цеплялись за багажник. Наконец этот огромный, страшный рулон упал к их ногам.
— Помоги… — сказал Михаил, обливаясь потом.
Катя схватила непослушными руками край ковра и потянула… Они вместе дотащили его до могилы, сбросили туда. Михаил принялся засыпать яму землей.
— Миша, тебе страшно?
— Страшно… Я же нормальный человек. Но и ты пойми, что у нас другого выхода не было… Доказать, что ты оборонялась, может, и нетрудно, да только, говорю же, ты все того не выдержишь… Я же тебя знаю. Одна только процедура экспертизы чего стоит… К тому же все это унизительно — следствие, процесс… Непременно найдутся злые языки, которые будут утверждать, что ты сама спровоцировала его… Ты пойми, для простого обывателя изнасилование — простой половой акт, и ничего больше… И все те, кто знал Ивана, осудят прежде всего тебя… Скажут, что ты сама попросила его приехать, что вертела перед ним, извини, задом… И что он не заслужил того, чтобы его убили только за то, что он переспал с понравившейся ему женщиной…
— А ты… Тебе-то как после всего этого? Ты тоже страдал бы, ведь так? Ну, скажи, что мы с тобой сделали все правильно: я — что убила его (при этих словах ее затошнило), а ты — что помог мне избавиться от трупа…
— По сути, мы с тобой сейчас совершили преступление… Это чтобы ты знала…
