– Ты лег на мою половину, – вздохнула я, отползая в сторону, – раскинулся поперек. Эй, Юрасик, тебе лучше?
– Не особенно, – заныл Шумаков.
– Но ты вышел из туалета! – обрадовалась я.
– Живот больше не выворачивает, – признался Юра.
– Вот видишь! Следовало сразу принять лекарство, – менторски подчеркнула я. – В другой раз не спорь!
– Я ничего не ел, – сонно ответил Шумаков, – положил на место в аптечку целую упаковку.
Я села на постели.
– Ты не проглотил гель?
– Нет, – промямлил Шумаков.
– Но ты его забрал! – недоумевала я.
– Отлично понимал: если не возьму тюбик, ты не отстанешь, простоишь под дверью до утра. – Юра зевнул. – А мне неудобно пользоваться сортиром, когда подслушивают. Я застенчивый.
Меня смело с кровати. Шумакову вовсе не плохо, он слопал несвежий гамбургер и уже оклемался. Надо срочно отменить вызов «Скорой»!
– Что надо? – прохрипел в трубке мужской голос.
Я удивилась – до сих пор диспетчеры реагировали иначе. Но они были женщинами…
– Хочу отменить вызов «Скорой», – зачастила я, косясь на часы, которые показывали пять утра, – десять минут назад я вам звонила. Извините, у нас уже все выздоровели.
– Хорошо, – буркнул дядька.
– Не забудете? – не отставала я.
– Задержал машину, – еле слышно ответил диспетчер.
С чувством выполненного долга я вернулась в спальню и сладко проспала до десяти.
Вырвавшись из лап Морфея, я с удивлением обнаружила около себя похрапывающего Шумакова. Ткнула его в бок и спросила:
– Что ты делаешь?
Юра приоткрыл один глаз.
– М-м-м, Вилка, ты за последнее время стала очень любопытной. Сначала допытывалась, с какой целью я зашел в туалет, теперь интересуешься моими действиями в постели. Я сплю! Мне очень хорошо.
– Тебе станет очень плохо, когда ты поймешь, что опоздал на работу, – вздохнула я. – Живо вставай, на планерку не успеешь! Советую по дороге придумать какой-нибудь эксклюзивный форс-мажор. Похороны очередной троюродной тети не прокатят.
Шумаков повернулся на другой бок и натянул одеяло на голову.
– У меня отгул, – глухо прозвучало из-под пуховой перинки. – Что за манера терзать человека?
– И откуда мне знать про твой неожиданный выходной? – резонно ответила я.
– Я написал записку, – еле слышно пробормотал Юрасик, – прикрепил ее на входную дверь. Специально выбрал это место, думал, ты увидишь…
Членораздельная речь Шумакова перешла в бормотание, затем в храп.
Я натянула халат. А еще мужчины обожают порассуждать на тему странностей женской логики! Юра пришпилил листок на выходе, не подумав, что я, проснувшись, начну сразу его трясти. Следовало положить писульку на тумбочку.
Стараясь не шуметь, я выпила кофе. Затем попыталась накормить котопса, но тот не пожелал покинуть место около головы обожаемого хозяина. Даже не пошевелился, когда я зашептала:
– Иди, поешь.
Нина и Гена дрыхли без задних ног, а вот Варвара Михайловна обнаружилась в прихожей.
– Уже убегаете? – из чистой вежливости спросила я.
Тетка приложила палец к губам.
– Тсс. Не хочу, чтобы они проснулись и привязались. Есть задумка! Мне дали адрес одного тамады. Дорогой, собака! Но обещают устроить незабываемый праздник, все сдохнут от зависти, прямо лопнут. Хочу сначала сама с ним поговорить. Нинка ребенок, что увидит, то и просит. Если мне мужик по сердцу придется, тогда его дочери предъявлю. Иначе получится, как с платьем: она упрется рогами и не сдвинется. Охохоюшки…
– Вы не производите впечатления человека, который не способен сказать «нет», – отметила я.
– Кто мне на спину взобраться попытался, тот живо назад скатился, – кивнула Варвара. – Но Нинку жаль! Все ее подружки давно при мужиках, при детях, а моя в старых девках. Захотелось ей праздник устроить. Гена тапир, но другого-то нет. Придется с таким жить.
– Тапир? – переспросила я.
– Типа слона маленького, – скривилась Варвара, – ни то, ни се! Вроде и хобот есть, и спина широкая, а недоделыш типичный этот Генка. Попомни мое слово, разбегутся они вскорости. Зятек поймет, что из тещи копейки не выдавить, и смоется, а Нинка глаза протрет и сообразит: блин, тапира отхватила. Ну, как в песне поется: «Думала, джекпот, присмотрелась – идиот».
– Зачем тогда на свадьбу деньги тратить? – удивилась я.
– А чем мы хуже других? – возмутилась Варвара. – Только дай соседям повод – сплетничать заведутся, затрезвонят: «У Шумаковой-то дела плохи! Дочь втихую расписала, не по-человечески! Не выпили, не закусили, не потанцевали, не подрались! Нищая она!» И уважать меня перестанут. Ну, я погнала!
Я глянула на часы и поняла, что времени на завтрак нет. Очень не люблю опаздывать. Ну ничего, мы договорились с Николаем о встрече в кафе, там и выпью латте. На всякий случай возьму с собой несколько конфет – если закружится голова, съем сладкое, и все пройдет. Я запустила руку в серебряную вазочку в виде лодочки. Откуда у нас конфеты? Я не покупала. Или забыла? А может, их принес Юра? Он иногда балует меня. Правда, чаще Шумаков притаскивает мороженое.
Я сунула конфеты в сумку и покинула квартиру. Надеюсь, успею вовремя на встречу с экспертом.
Для раннего свидания Николай выбрал уютное место. Кофе там варили вкусный, булочки оказались выше всех похвал, и народу в зале было мало. Наверное, в обеденное время в кафе не протолкнуться, но утром клерки тоскуют в офисах.
– Рад очень, неописуемо рад, – заталдычил Коля, едва я села за столик.
Решив не тратить драгоценное время на пустые речи, я сразу перешла к делу:
– Давайте обсудим наш совместный сюжет.
Николай потер руки.
– Помню, в тысяча девятьсот девяносто девятом…
– У вас отличная память, – притормозила я эксперта, – но издательство требует современный материал. Меня очень интересует история с Никитой Кирилловым.
– По этому делу не могу ничего сказать, – замотал головой Николай, – следственные мероприятия в самом разгаре.
Я округлила глаза.
– Мы же не станем называть подлинные имена и фамилии! Главное, наметить канву.
– Извините, я абсолютный профан на ниве литературного творчества, – смутился Николай.
Я быстро доела одну булочку и потянулась за второй.
– Ерунда, у вас есть я, опытный автор.
Эксперт заерзал на стуле.
– А как мы будем работать?
Я улыбнулась.
– Французские писатели, ныне признанные классиками литературы, братья Гонкуры, на подобный вопрос отвечали: «Эдмон носится по издательствам и пытается продать роман, а Жюль сидит дома и караулит рукопись, чтобы ее не сперли друзья».
