– Твое мнение? – спросила Варя, когда мы завершили осмотр.
Нина дернула меня за рукав.
– Вилка, – прошептала она, – я тебя так люблю!
– «Осень патриарха» лучший выбор, – почти не покривила я душой.
– Ой! Мамочка, берем, да? Да? – начала теребить родительницу Нина.
– Скока стоит? – сурово спросила директриса бортниковской школы.
Эдуард потер ручонки.
– Пятьсот тысяч.
– Офигел? – прищурилась Варвара.
Эдик подбоченился.
– Эксклюзивная модель! Второй подобной во всем мире нет! Ручная работа дома Диор. Сшито Армани и Валентино.
Я приблизилась к наряду, заглянула внутрь и воскликнула:
– Там ценник! Сделано в Индии!
– Верно, – не смутился Эдик, – собрали на тамошней фабрике, так сейчас все делают. Хорошо. Четыреста.
– Ты обещал мне персональную скидочку, – напомнила Варя.
Цена упала еще на полтинник.
Тетушка потерла руки и ринулась в бой. Мы с Ниной и Геной стояли смирно в сторонке. Дилетантам лучше не лезть на поле, где рубятся профессионалы.
Минут через сорок вспотевшая и растрепанная Варвара похлопала еле стоящего на ногах Эдика по плечу и велела дочери:
– Нина, иди, примерь. А ты, мил человек, напиши для нас на ценнике: «Полтора миллиона рублей». Это для соседки, пусть сдохнет от зависти.
Невеста взвизгнула и улетела в кабинку.
Дальнейшее действо разворачивалось со страшной скоростью. Платье хорошо сидело, туфли не жали ногу, сумка идеально легла на плечо. В порыве необузданной щедрости Эдик подарил невесте фату на специальном обруче и пару шпилек с декоративными головками в виде букетиков, чтобы прикрепить кусок тюля к волосам. Покупку поместили в картонный ящик, мы уселись в машину, без единой проблемы добрались до дома. И тут у меня ожил мобильный.
– Вилка? – застонали из трубки.
Я, наблюдая за тем, как Гена несет к подъезду наряд, подтвердила:
– Да. Слушаю. Кто говорит?
– Оля, – заплакали в телефоне. – Меня арестовали. Отвели в камеру. Слышишь? Здесь мобила плохо фурычит.
– В СИЗО разрешены сотовые телефоны? – удивилась я.
– Забудь про глупые вопросы и помоги! – зарыдала в голос Коврова. – Юрка сумел-таки мне отомстить. Он давно выжидал момент и, пожалуйста, – подговорил приятелей, а те меня на шконку запихнули.
Я удивилась. Ну откуда молодой, не имевшей судимости женщине знать словечко «шконка», которым уголовный мир именует спальное место на зоне? Хотя я же в курсе, что оно означает… А Ольга некоторое время тесно общалась с Юрой, вот, наверное, и услышала от него…
– Никогда не живи с ментами! – стонала Коврова. – Они подлые!
– Шумаков не станет мстить бывшей подруге, – защитила я любимого.
Оля перестала хныкать.
– А ты откуда знаешь? Вот расплюешься с ним, тогда и побеседуем.
– В чем тебя обвиняют? – спросила я.
– Ни в чем! Вилка, умоляю, помоги. Они меня убьют! – зачастила Коврова.
– Кто и почему? – холодно поинтересовалась я.
– Менты, – снова заплакала Ольга. – Им надо дело закрыть, иначе по шапке от начальства получат. Я у них единственная подозреваемая.
– Зачем лишать жизни женщину, которой предстоит ответить за совершенное преступление? – не поняла я. – Наоборот, ее надо хорошо кормить и вовремя спать укладывать. Тогда ты окажешься в суде и выслушаешь приговор, а следователь получит премию за удачно завершенное дело.
– Никаких улик против меня нет, – затарахтела Оля, – только их домыслы. Я знала, что так будет, поэтому и примчалась к Юрке, сказала ему: «Дорогой, давай забудем прошлые обиды. Прости меня за все плохое. Я была с тобой слишком капризна и груба, ты имел полное право уйти от такой бабы. Но сейчас помоги!»
Меня охватило удивление. Коврова забыла, что я присутствовала при беседе? Ничего подобного она не произносила!
– Ты ж сама убежала от Шумакова! – воскликнула я.
– Ну… вообще-то нет, – призналась Ольга. – Я тебе сказала неправду. Очень стыдно, когда мужик уходит. Ничего особенного, просто хотела казаться лучше.
– Что тебе от меня надо? – остановила я бормотание экс-любовницы Юры. – Излагай!
Собеседница всхлипнула и доложила:
– Единственная подозреваемая по делу – я. Ничего конкретного против меня нет, лишь тупые заявления типа: «Она стерла отпечатки пальцев». А пусть докажут, что их я стерла! Может, настоящий убийца постарался!
Я не выдержала и прервала врунью:
– Ты мне в деталях описала, как орудовала тряпкой.
– Вот-вот, – простонала Оля, – я тебе доверилась, ты растрепала Юрке, а он обрадовался, звякнул своим, и меня заперли. Подлый мент!
Меня охватило раздражение.
– Не стоило обращаться к Юре, если ты считаешь его подлецом. А историю с уничтожением отпечатков пальцев ты повторила сама, когда пришел Шумаков.
– Я думала, он поможет. А родной человек меня топит! – взвизгнула Ольга. – Ногой на макушку наступает. И в дерьмо окунает. Меня надо отпустить! Но у них никого другого нет на подозрении. Если меня в камере придушат, дело закроют из-за смерти единственного подозреваемого. Так часто поступают.
– Ну, это ты перехватила, – вздохнула я.
– Нет, – опять принялась всхлипывать Оля, – помоги мне. Ну какие у меня причины для убийства?
– Ты хотела стать единоличной владелицей фабрики игрушек, – ответила я.
В трубке повисла тишина. Затем Коврова промямлила:
– Вилка, я не компаньон Ускова.
– То есть? – не поняла я.
– Я служила у Николая Ефимовича секретарем, – зачастила она, – подавала чай-кофе, резала сыр на бутеры, выполняла мелкие поручения.
– Вчера вечером ты говорила иное, – напомнила я.
– Хотела произвести впечатление, – без всякого стыда расписалась в обмане Ольга. – Вот поставь себя на мое место. Пришла к бывшему бойфренду, столкнулась там с его очередной бабой. И что ж, объявить правду: я никто, звать меня никак, дальше мытья чашек в убогой дыре я не продвинулась?
Я не поверила своим ушам.
– Но ты очень подробно рассказала о том, как вытащила производство из болота!
– Да, я не раз думала, как можно помочь фабрике, – подтвердила Коврова, – делала Ускову предложения, но тот отказался. Отвечал: «Меня устраивает, как идет дело». Николай Ефимович был боязливым человеком, такой миллиардов не заработает.
Я вздохнула.
– Вероятно, Усков не хотел получать супердоходы. Большие деньги это, как правило, и большие проблемы. А врать нехорошо.
