– Знать не знаю и знать не хочу, – вскипел Столов.
– Номер Павла определился, вбей его в телефонную книгу и не отвечай, если увидишь его имя, – посоветовала я.
– Я вобью его контакт под именем «идиот», – пообещал Костя.
– А у вас дверь открыта, – раздался голос Лизы, и перед нами появилась Варнавина. – Не боитесь, вот так, нараспашку? Не в деревне живете, в Москве… А-а-а-а…
Елизавета, бросив здоровенный гримкофр, с воплем кинулась в коридор, я бросилась за ней, остановила ее и спросила:
– Ты чего?
– Тигр, – застучала зубами Лизавета, – сидит, скалится без намордника. Может, он ручной, но все равно жутко!
– Это собака, – засмеялась я, – Магда, добрая, ласковая. И по окрасу она скорей на леопарда похожа, тигры полосатые.
– Со-ба-ка? – произнесла по складам Варнавина. – Ты уверена?
– Стопроцентно, – кивнула я, – можешь спокойно ей бороду приклеивать.
– Кому? – опешила Лиза.
– Магде, – заулыбалась я, – это она твой клиент.
Варнавина всплеснула руками:
– Козлова! Ты того? Совсем без ума? Я специалист хай-класса, моими услугами пользуются…
– Вам деньги нужны? – спросил Костя, который вышел за нами в коридор. – Сколько берете за услугу?
Лиза назвала сумму.
– Получите в два раза больше, – пообещал Костя и достал кошелек. – О’кей?
– Да зачем псу борода? – недоумевала Елизавета.
– Если соглашаетесь работать, получаете хорошую оплату и всю информацию, если отказываетесь, то мне незачем время тратить на объяснения, – отрезал Столов.
– Она точно не кусается? – уточнила Лиза. – Не оттяпает мне пальцы?
– Магде тяпать нечем, – подала голос Несси, – у нее клыки крохотные, неказистые, тупые. Генетическая патология, так ветеринар сказал.
Ай да Агнесса Эдуардовна! Очень уж ей хочется получить главный приз, поэтому и придумала сейчас про генетическую патологию. Нормальные у Магды зубы, только кривые, напоминают забор вокруг избы деревенского пьяницы.
– Ладно, – вздохнула Варнавина, – я взяла ипотеку, она толкает меня на подвиги.
* * *
Узнав от Несси про рыжебородую пятнистую магеру, Елизавета впала в детский восторг:
– О! Прикольно. Сейчас ей такую барбу
[11]
зафигачу, как у Льва Толстого. Но голубой тон никак не подойдет. Дайте подумать!
Я зевнула.
– Размышляй быстрее.
– Устала? Иди-ка спать, – посоветовала Агнесса, – без тебя справимся. Это мой телефон звонит? И кому я поздно вечером понадобилась? Марфа! Привет! У тебя все в порядке? Господи, не плачь. Что случилось. Что? Света? Когда? Я сейчас прибегу. Ни в коем случае. Да нет никаких пришельцев! И на улице народу полно, на дворе июль! Уже лечу!
Несси поспешила в прихожую, я двинулась за ней.
– Вы куда?
– К Марфуше, – на ходу ответила бабушка Базиля.
– Это я уже поняла. Что у нее случилось?
Захарьина остановилась.
– Света вернулась!
– Пропавшая дочь Пузановой? – удивилась я.
– Да, – вздохнула Несси, – Марфуня рыдает.
– Пойду с вами, – решила я, – уже поздно, не стоит вам одной разгуливать.
– Идти пять минут, – начала сопротивляться соседка, – и кто-то должен остаться дома, вдруг Магда заартачится.
– Провожу вас, – уперлась я, – нельзя одной по ночной Москве шастать. С Лизой и собакой побудет Костя. Сейчас предупрежу его.
* * *
– Что случилось с дочкой Марфы? – спросила я, когда мы с Несси вышли из дома.
– Несколько лет назад моя лучшая подруга обнаружила на кухне записку от Светы, – начала рассказывать Несси. – Точно ее содержание не передам, но смысл был таков: Светлана глубоко несчастна, ее жизнь не имеет смысла. «Прощай, мама, я ушла в монастырь». Марфа кинулась в полицию.
– Зачем? – пожала я плечами. – Если верующий человек решил удалиться от мира, его лучше не тащить силой назад в обычную жизнь.
– В том-то и дело, что Света не богомолка, – сказала Агнесса, – в церковь она не ходила, молитвы дома не читала, пост не держала. Вела себя и одевалась не так, как человек, решивший служить Богу. И креста я на ней не замечала. Мы летом у Марфуши на даче в баньку ходили, у ее дочери на шее всякая ерунда болталась, кулоны разные, но крестика не было. А еще Света виртуозно материлась. Нет, человек, пришедший к Богу, так себя не ведет. Марфе в полиции от ворот поворот дали, сказали:
– Светлана Федоровна взрослый человек, ей давно восемнадцать исполнилось, имеет право поступать, как пожелает. Письмо – доказательство ее добровольного ухода.
Марфа попыталась выяснить, в какой монастырь подалась ее кровиночка, но справочной, где можно узнать это, не существует. Марфа, никогда ранее не посещавшая службу, пришла утром в воскресенье в ближайший храм и напала на батюшку с вопросом: как найти дочь?
Священник выслушал ее и ответил:
– Если ваша дочь не была прихожанкой, то скорей всего она не монахиня, а трудница.
– Да какая разница! – возмутилась Марфа.
– Большая, – сказал батюшка, – не стану объяснять, чем монахиня от трудницы отличается, но выяснить, где последняя работает, невозможно.
– Я по всем местам проеду! – запальчиво заявила Марфа.
– Зряшный труд, – попытался урезонить ее батюшка, – прибудете в один монастырь, узнаете, что дочери нет, и уедете, а она через пару дней переберется туда, где вы уже побывали. Трудники к одному адресу не привязаны, исполнили послушание и, если им в одном монастыре не понравилось, в другой подались. Перелетные птицы они.
Но Марфа решила разыскивать Свету, почти год путешествовала по городам и весям, потом сдалась и сказала Агнессе Эдуардовне:
– Буду надеяться, что девочка одумается.
– Почему дочь на тебя осерчала и сбежала? – задала давно интересующий ее вопрос Несси. – Ты прекрасная мать.
– Давно у нас разногласия начались, – призналась Пузанова, – лет в пятнадцать Света меня упрекнула в невнимательности.
– Да ну? – удивилась Агнесса. – Ты постоянно ею занималась, поэтому после смерти супруга замуж не вышла, времени на личную жизнь не имела. Каждое воскресенье со Светой то в театр, то в консерваторию, то на концерт. Отказа девочка ни в чем не знала, ты в одном пальто десять лет ходила, а у дочки каждый сезон обновки появлялись.
Марфа махнула рукой.
– Она постоянно говорила: «Все сама решаю, от тебя никакой помощи».
– Вот нахалка, – возмутилась Агнесса, – избаловала ты ее.
