Но какое бы горе ни принес ей развод родителей, все это блекло перед тем, через
что прошел этот парень. Он излучал страх, он дрожал в ее объятиях. Ханна толком
не понимала, о чем он говорит, но ясно было, что время его на исходе.
Что-то с силой ударило в окно, заставив их отскочить друг от друга. Ханна
судорожно вздохнула. Стекло задрожало, но выдержало, не разбилось. Это существо
вернулось. Оно было близко. За окном. Оно хотело есть. Как и он. Парень
нуждался в ее крови, в заключенной в ней жизненной силе. Он нуждался в ней,
чтобы выжить. Он умрет без нее. Может, это будет не та смерть, которая
постигает людей, но все равно — пустота. Крушение всего. Ему придется сдаться.
Он становится все слабее и однажды не сможет сопротивляться призыву чудовища.
Он выйдет навстречу своему року.
Ему нужно лишь погрузить клыки в ее шею и напиться ее крови. При этой мысли
Ханну затопило отвращение. Он тоже был чудовищем. В ее спальне сидело чудовище.
Она отодвинулась от парня, и в глазах ее стоял такой страх, словно она увидела
его впервые. Чужак. Грязный, бессвязно говорящий чужак, явившийся сюда
непрошеным.
Ханна покачала головой.
— Извини, но я не смогу тебе помочь. Думаю, тебе лучше уйти.
— Ничего страшного,— печально отозвался он.- Я и не ждал, что ты поможешь. Я
слишком много с тебя спрашивал.
Свет выключился, и он исчез.
На следующее утро мать Ханны встала пораньше, чтобы
приготовить ей завтрак. Банановые оладьи с кленовым сиропом из жестянки с
изображением канадского флага. Ханна залила все сиропом, прежде чем откусить
кусочек.
— Что, аппетита нет? — спросила Кейт.
Кейт была из тех людей, которые велят приготовить завтрак домработнице и
составляют списки на стикерах, нудное перечисление дел для прислуги. Ханна
никогда не видела, чтобы мать что-нибудь готовила, разве что пасту да изредка
яичницу. Кейт умела готовить всего одно блюдо, но зато хорошо — спагетти с
тефтелями. Но теперь она занималась стряпней и уборкой, и кожа у нее на руках
пересохла и растрескалась, потому что на работе ей приходилось то и дело
вытирать стойку бара. Зимой Кейт работала помощником шеф-повара в соседнем
ресторане, нарезала морковь и разделывала цыплят.
— Что-то нету.
Ханна покачала головой. Она никогда не стремилась к таким взаимоотношениям с
матерью, чтобы обсуждать с ней парней и увлечения. Она почти радовалась, что
мать не придерживается нынешней традиции быть детям близким другом. Кейт была
матерью, а Ханна — дочкой. Они не сплетничали, как две подружки, и существующее
положение вещей их обеих вполне устраивало.
— Что-то у тебя уставший вид, золотце. Пожалуйста, не читай при слабом свете.
Глаза испортишь.
— Они и так уже испорченные.
Мать отвезла ее в школу, расположенную в нескольких кварталах от их дома. Целый
день Ханна думала о нем. Она вспоминала его слова, его отчаянное стремление
скрыться от существа в ночи, что охотилось за ним. Каким одиноким он выглядел.
Каким испуганным. Наверное, точно так же чувствовала себя она, когда отец
сообщил, что уходит от них, а мать осталась без поддержки.
Тем вечером, прежде чем улечься спать, Ханна надела свою лучшую ночную рубашку,
черную, которую тетя привезла ей из Парижа. Рубашка была шелковая, отделанная
кружевами. Тетя была сестрой отца и своего рода «дурным влиянием» (еще одно
выражение матери). Ханна приняла решение.
Когда он появился в три часа ночи, Ханна ждала его, сидя в кресле рядом с
кроватью. Она сообщила ему, что передумала.
— Ты уверена? — спросил он.— Я не хочу, чтобы ты делала что-то против своей
воли. Я не из тех вампиров.
— Уверена. Но давай поскорее, пока я не изменила решение.
— Ты не обязана мне помогать,— сказал он.
— Знаю.— Она сглотнула.— Но я хочу.
— Я не причиню тебе вреда,— произнес он тихо.
Ханна положила руку на шею, словно защищаясь.
— Обещаешь?
Как она может доверять этому странному парню? Как она может рисковать жизнью,
чтобы спасти его? Но было в нем нечто такое — темные глаза с поволокой,
затравленное выражение лица,— что влекло ее к нему. Ханна была из тех девчонок,
которые подбирают бездомных собак и лечат птиц со сломанным крылом. Кроме того,
существовала еще та тварь в темноте. Надо помочь ему скрыться от этой твари.
— Я согласна,— решила она.
— Ты уверена?
Ханна быстро кивнула, как будто находилась в кабинете врача и у нее спрашивали
согласие на особо мучительную, но совершенно необходимую операцию. Девушка
закрыла глаза и приготовилась к худшему.
Парень подошел к ней. Он был высоким, а когда положил руки на ее голые плечи,
пальцы его оказались на удивление теплыми. Он привлек Ханну к себе и
наклонился.
— Подожди,— сказал он.— Открой глаза. Посмотри на меня.
Ханна повиновалась. Она взглянула в его темные глаза, пытаясь понять, что он
делает.
— Они прекрасны — твои глаза, я имею в виду,— произнес он.— Ты прекрасна. Я
подумал, тебе стоит об этом знать.
Ханна вздохнула и закрыла глаза, когда его рука коснулась ее щеки.
— Спасибо,— прошептал он.
Ханна почувствовала щекой его горячее дыхание, а потом он на мгновение прижался
губами к ее губам. Он крепко поцеловал ее. Ханна зажмурилась и поцеловала его в
ответ. Его губы были горячими и влажными. Ее первый поцелуй — и целуется она с
вампиром.
Ханна почувствовала, как он поцеловал ее в уголок рта, потом в подбородок,
затем в ямку под шеей. Сейчас. Ханна мысленно приготовилась к боли.
Но он оказался прав: это было почти не больно. Всего два булавочных укола, а
потом накатившая сонливость. Девушка слышала, как он глотает, и ее начали
охватывать дурнота и головокружение. В точности как бывает, когда сдаешь кровь
в донорском пункте. Только, наверное, на этот раз пончика ей не перепадет.
Ханна обмякла в его руках, и он подхватил ее. Девушка чувствовала, как он отнес
ее к кровати и положил на постель, а затем накрыл пуховым одеялом.
— Я еще увижу тебя когда-нибудь? — спросила Ханна.
У нее закрывались глаза. Она ужасно устала. Но теперь она
отчетливо видела его. Он словно бы светился, выглядел более материальным.
— Возможно,— прошептал он.— Но для тебя безопаснее было бы
больше меня не видеть.
Ханна сонно кивнула, опускаясь на подушки.
Наутро Ханна чувствовала себя усталой и заторможенной и сказала матери, что
она, кажется, простыла и ей, пожалуй, лучше не ходить в школу. Посмотрев в
зеркало, Ханна ничего не нашла у себя на шее — ни раны, ни шрама. Неужто прошлой
ночью ничего не было? Она что, совсем спятила? Ханна ощупала шею и в конце
концов нашла то, что искала,— уплотнение на коже, две маленькие выпуклости.
Почти незаметные. Но все же они там были.
Ханна заставила его назвать имя, прежде чем согласилась помогать ему.
«Дилан,— сказал он.— Меня зовут Дилан Вард».
В тот же день, попозже, Ханна стерла пыль с пластинки возле камина и
внимательно рассмотрела ее. На ней был вырезан фамильный герб, а под ним
написано «Дом Вардов». Слово «вард» имело еще одно значение. Так называли
детей, принятых на воспитание. Это был дом для потерявшихся. Безопасный дом на
Шелтер-Айленде.
Ханна вспомнила о твари, таившейся в ночи, и понадеялась, что Дилан добрался
туда, куда направлялся, где бы это ни было.
ИЗ АРХИВА ВЕНАТОРОВ
