– Сегодня ночью будет сильный мороз, – заметила Пташка, и от ее рта в воздух поднялось бледное облачко пара.
Девушка сидела, положив ногу на ногу, и поигрывала нитью, торчащей из митенки. Фонарь на носу баржи освещал половину ее лица. Другая скрывалась в темноте. «Наполовину юная леди, наполовину девка из таверны».
– Сколько тебе лет, Пташка?
– Примерно двадцать четыре, – пожала плечами Пташка.
– Примерно?
– Точнее сказать не могу. Мой возраст всегда определяли по росту, но девочкой я была высокой, чего сейчас обо мне не скажешь. Так что, возможно, эти подсчеты были неправильными.
– Твоя мать не помнит, когда ты родилась? – смущенно поинтересовалась Рейчел.
– Я ее никогда не видела, так что спросить было не у кого.
– Ты сирота?
– Не знаю, – проговорила Пташка, глядя на Рейчел, и наклонила голову набок. – Однажды в зимний день я пришла во двор фермы, одетая в лохмотья. Я была совсем маленькая, шесть или семь лет. Элис взяла меня к себе и окружила заботой.
– Но если тебе было шесть или семь, ты, наверное, должна помнить прежнюю жизнь?
– А я все забыла, – снова пожала плечами Пташка. – Думаю, мне это было необходимо. Иногда у меня появляется странное чувство, словно кто-то меня о чем-то предупреждает. Вы назвали бы это чувство интуицией. Она касается людей или каких-то событий. Думаю, это связано с опытом моей прежней жизни, но больше от нее у меня ничего не осталось. Только интуиция и шрамы.
– Шрамы?
– Похоже, в детстве меня много и сильно били.
– О! Это ужасно.
– Поскольку о тех временах я ничего не помню, это меня не тревожит.
– И Элис тебя решила оставить у себя? А она пыталась выяснить, откуда ты родом?
– Если и пыталась, то не особенно в этом преуспела, – усмехнулась Пташка. – Ведь она знала, как со мной обращались. Если родные хотели меня вернуть, почему они меня не разыскивали? А ведь я была совсем маленькая. Стояла зима, и я не могла уйти далеко, потому что на мне не было обуви. Родители, верно, находились где-то рядом и были счастливы от меня избавиться, когда узнали, что Элис взяла меня под свою опеку.
– Так вот отчего у тебя такое странное имя?
– Элис говорила, меня принесли скворцы. Они подняли гвалт, рассаживаясь на дереве, и в тот момент появилась я. На грязном дворе, босая и с перьями в волосах, – проговорила Пташка с улыбкой, и Рейчел поняла, что эта красивая легенда о ее детстве Пташке очень нравится.
– Так, значит, она воспитала тебя как дочь?
– Скорее, как сестру. Элис самой исполнилось всего лишь семнадцать, когда я появилась. Мое воспитание было забавным. Элис обращалась со мной как с родственницей, а Бриджит растила из меня хорошую служанку.
– Кто такая Бриджит?
– Она была экономкой Элис, но также опекуншей и тюремщицей. Ей платил деньги лорд Фокс… – пояснила Пташка и помолчала. – Он нанял Бриджит, чтобы та прислуживала Элис, а еще держала свою подопечную под присмотром на ферме и позволяла ей ходить только до Батгемптона, деревни, рядом с которой мы жили. За всю свою жизнь Элис никогда не бывала дальше ее окраины, – грустно проговорила Пташка и повернула голову в сторону берега, когда резкий лай лисицы прокатился эхом по воде. – За исключением одного-единственного раза, – добавила она так тихо, что Рейчел едва расслышала. – Сегодня мы едем навестить именно Бриджит. Она теперь старая, плохо себя чувствует и сильно сдала с тех пор, как я ее впервые увидела.
От холода Рейчел было трудно дышать, руки и ноги совсем заледенели. Зубы выбивали дробь. Внезапное движение, возникшее в свете лампы, испугало ее, но это была только сипуха
[81]
. Словно призрак она промелькнула перед ними, бесшумная и белая как снег, а потом таинственно исчезла в ночи. Рейчел взглянула на Пташку: в темноте глаза девушки казались огромными.
– Теперь уже близко, – проговорила Пташка, когда показались желтоватые огоньки освещенных окон. – Видите вон тот дом? – указала она пальцем, и Рейчел смогла разглядеть высокие трубы и прямую линию крыши, примерно в трехстах футах от канала. – В этом доме я выросла. Там мы жили втроем. Девочка, девушка и старуха.
– Бриджит и теперь служит экономкой?
– Нет, она слишком больна, чтобы работать, и живет на средства прихода. У нее нет семьи, да и родных не осталось. Только одна я.
– Тогда ей повезло, что ты ее навещаешь.
– А что еще мне остается? Было время, когда мы друг друга недолюбливали, но… с ней связаны мои самые ранние воспоминания, и она была ко мне добра. Конечно, на свой лад. Так что теперь она – это вся моя семья. Другой у меня нет.
– Ты могла бы выйти замуж и завести собственную семью, – возразила Рейчел.
– Может, когда-нибудь и заведу, – проговорила Пташка, опустила глаза и снова принялась теребить митенку. – Только потаскуны и развратники, с которыми я встречаюсь, не те люди, за которых хочется выйти замуж, – проговорила она извиняющимся тоном, затем подняла взгляд на Рейчел, и та порадовалась, что из-за темноты девушка не видит ее лица.
Когда они добрались до места, Рейчел высадилась с баржи, на сей раз более ловко, чем на нее села, и последовала за Пташкой по мосту через канал. Баржа уплыла на восток, и о ней теперь напоминали только фонари, похожие на блуждающие огоньки
[82]
, пляшущие над темной водой.
– Как мы вернемся назад? – спросила Рейчел, на которую внезапно напал страх.
– Если нам улыбнется удача, нас подвезет лодка. А если нет, то придется идти пешком, это займет не больше часа. Зато согреемся. Когда вам нужно вернуться?
– Не знаю. Иногда муж… – Рейчел умолкла. Она совсем забыла, как хорошо знает Пташка ее мужа. Пожалуй, даже лучше, чем она сама. – Мистер Уикс обычно приходит поздно, – закончила она вялым голосом.
– Да, это похоже на Дика Уикса. Вечно шляется неизвестно где, – сказала Пташка безразличным тоном, и они пошли дальше по безлюдной деревенской улице.
Окна домов были освещены, но не доносилось ни музыки, ни голосов. Эта тишина казалась Рейчел зловещей.
– А куда все подевались? – спросила она шепотом.
– Те, кто не в кабаке, заперлись дома. В конце концов, сегодня канун Дня Всех Святых. Никто не хочет увидеть гуляющих мертвецов.
При свете, льющемся из ближайшего окна, Рейчел разглядела на лице Пташки злорадную ухмылку.
– Я не возражала бы против того, чтобы увидеть кого-то из своих близких. Даже в облике призрака, – тихо проговорила Рейчел.
