– У вас доброе сердце, миссис Уикс.
– Пожалуйста, зовите меня просто Рейчел. Ведь мы теперь родственники, разве не так?
Лицо Дункана Уикса засветилось от удовольствия, хотя он не положил деньги в карман, а продолжал смущенно держать монеты в руке.
– Не думаю, что Ричард вас за это похвалит, Рейчел.
– Муж не должен ничего узнать. – «Если повезет, и он ничего не заметит». – Я ему скажу, что потратила деньги на ленты. Мать всегда говорила, что слово «ленты» способно одурманивать сознание мужчин. Они знают, что женщинам они нужны, но не могут понять почему.
Она улыбнулась, и Дункан усмехнулся тоже. Рейчел допила бренди и уже встала, чтобы уйти, но вдруг ее посетила еще одна мысль.
– Можно спросить вас кое о чем, сэр? Миссис Аллейн сообщила мне нечто такое, что не идет из моей головы. Она сказала, что во времена семейных неурядиц Ричард был ей исключительно предан. Насколько я понимаю, она имела в виду давние времена, когда вы с сыном находились у нее на службе. Возможно, это не мое дело, но у меня разыгралось любопытство, и я подумала… не знаете ли вы, что она имела в виду?
Рейчел поправила юбку, накинула шаль и только тут поняла, что старик ей не ответил. Она подняла глаза и была поражена выражением его лица. Челюсть у Дункана отвисла, рот приоткрылся, глаза округлились, и в них читалось беспокойство.
– В чем дело? – с изумлением спросила Рейчел.
Дункан слегка покачал головой и закрыл рот.
– Не могу сказать, – проговорил он хриплым голосом, нервно закашлялся и принялся вытирать ладони о рубашку.
Рейчел уставилась на него в удивлении.
– Мистер Уикс? – проговорила она. – Вы знаете, о чем она говорила?
– Нет, дитя мое. Не знаю. Что бы там ни было, все это уже давно поросло быльем. Я бы на вашем месте выбросил ее слова из головы, – ответил он, не глядя ей в глаза, похлопал себя по карманам, словно что-то ища, и облизнул потрескавшиеся губы.
– Возможно, вы правы… это было всего лишь праздное любопытство, – тихо проговорила Рейчел и подумала: «Интересно, что могло его так испугать в моем вопросе?»
Дункан Уикс кивнул, заметно успокоившись. Она попрощалась и вышла на пустынную улицу, в кромешную темноту. Бездонное небо над головой казалось абсолютно черным. Она шла домой, на Эббигейт-стрит, с дурным предчувствием, смешанным со страхом. Она думала о синяке на лице у Пташки, о том, как та блудила с Ричардом все время, пока тот ухаживал за ней. Рейчел понятия не имела, какие у нее появятся чувства, когда она снова увидит мужа.
Дом был погружен во мрак, и Рейчел какое-то время сидела на кухне за столом, накрытым к ужину. Время шло, Ричард не появлялся, и есть ей совсем не хотелось. Но больше всего ее беспокоило то, что отсутствие мужа вселяет в нее чувство облегчения. «Я останусь связанной с ним до конца моих дней. Что за будущее меня ждет, если я уже теперь рада, когда его нет дома?» Рейчел поднялась в спальню, намереваясь лечь спать, и какое-то время сидела на кровати, положив на колени свою шкатулку. Она осторожно отшпилила спрятанный там локон материнских волос и поднесла к губам. Волосы были гладкими и прохладными. Они не имели запаха и не порождали никаких чувств. Рейчел закрыла глаза и попыталась представить себе Анну Крофтон находящейся в одной комнате с ней. Попыталась услышать совет, который она даст дочери. «Я должна научиться его любить, у меня просто нет другого выбора». Она знала, что мать сказала бы нечто подобное, если бы смогла. Однако все в ней восставало против такой мысли, и Рейчел обратилась к небесам с совсем другими словами: «Я смогу ее найти, мама. Передай папе – я знаю, что вы вместе. Я смогу ее найти. Она станет моим якорем. Это так важно для меня теперь, когда я брошена на произвол судьбы».
На мгновение Рейчел показалось, что она ощущает присутствие матери – тихий скрип половиц под крошечными, обутыми в домашние тапочки ногами, шелест юбки и мягкий звук дыхания. Но когда она открыла глаза, комната, конечно, оказалась пустой, и она почувствовала боль отчаяния, почти физическую, как от глубокой незаживающей раны. Неожиданно в памяти всплыло давнее воспоминание. Голос матери, громко кричащей от страха. Рейчел нахмурилась и постаралась сосредоточиться, чтобы картинка стала более четкой. Ясный день, вода сверкает на солнце. Веселый смех. Отцовские руки хватают ее за талию и поднимают в воздух. И вдруг этот крик матери – громкий, панический. А потом гладь воды, и на ней только солнечные зайчики да цветные блики, отражения неба и речных берегов: синие, белые и зеленые.
Рейчел хотела заснуть, держа в руке материнский локон, но не посмела, боясь, что, пока она спит, с ним что-то случится. Например, развяжется ленточка, и столь драгоценные для нее волосы рассыплются по кровати. Она вновь приколола их к бархату, положила шкатулку обратно в комод и легла в постель. Когда Ричард вернулся, стояла глухая ночь, и Рейчел не знала, который час. В комнате было холодно и темно. Он вошел без свечи, громко топая и спотыкаясь, а потом тяжело плюхнулся на кровать. Рейчел лежала неподвижно, поджав ноги и притиснув руки к груди. Она боролась с желанием отодвинуться от него и пыталась дышать ровно, желая произвести впечатление спящей.
– Рейчел, – произнес он громким шепотом. От него пахло бренди. Матрас продавился под его тяжестью, когда он над ней наклонился, но она все равно не шевельнулась и ничего не ответила. – Рейчел, – позвал он снова и потянул за плечо, пытаясь повернуть лицом к себе.
Сначала она сопротивлялась, но потом поняла, что не может делать это и одновременно притворяться, что спит. Поэтому Рейчел позволила положить себя на спину, хоть и не смогла больше спокойно посапывать, и ее дыхание стало прерывистым. Затем она ощутила прикосновение его губ и почувствовала, как холодные из-за ночного мороза ладони неуклюже и грубо тискают ее груди. Потом его руки скользнули ниже, к лону, он засунул в нее пальцы; и то, как буднично и прозаично он это проделал, ужаснуло ее. Но она все равно не двигалась, а только лежала, едва дыша, парализованная боязнью того, что он собирался делать с ней дальше, не слишком интересуясь, спит она или нет. Рейчел поняла, что не способна ни остановить его, ни отговорить. Она была совершенно бессильна и сознавала, что так будет всегда. Но тут он обмяк и лег на нее, положив тяжелую голову ей на грудь.
– Ну почему же? – пробормотал он невнятно. – Почему ты не можешь меня полюбить?
Рейчел задержала дыхание и ничего не ответила. Объяснения у нее не было. Единственным ее оправданием было то, что, выходя замуж, она надеялась его полюбить, узнав получше, но чем больше узнавала, тем меньше он вызывал у нее симпатию. Вскоре Ричард задремал, все еще лежа на ней, так что она не могла ни выбраться из-под него, ни заснуть.
После разговора с Пташкой в аббатстве Рейчел стала ощущать отсутствие Элис еще острее. Казалось, та оставила после себя какой-то разрыв в ткани существования, практически осязаемый, гулкое пространство, имеющее края и объем; это было так же непостижимо, как само ее исчезновение, как брошенное слово, растворившееся в толпе. Это ощущение преследовало Рейчел везде, но больше всего в доме в Лэнсдаунском Полумесяце, обитатели которого так или иначе оплели своими жизнями эту зияющую дыру. Казалось, они даже ступали осторожнее в особо опасных местах. Но Рейчел ощущала отсутствие Элис у себя дома, где эта девушка никогда не бывала. Как ни странно, Рейчел воспринимала это очень болезненно. Например, она страдала оттого, что Элис нет в ее воспоминаниях и в мечтах о будущем.
