Бриджит вздохнула.
– Вообще-то, она была такой же, когда ты уходила, так что это не стало для тебя большой новостью, – проворчала экономка.
– Да уж, – согласилась Элис и натянуто улыбнулась.
– Ты пряталась под деревом? – спросила Пташка, и в ее голосе снова прозвучала напряженность.
Элис прошла в дальний угол комнаты и поманила Пташку, пока глаза Бриджит были прикованы к плите.
– На мокрой земле остались твои следы, дорогая, – прошептала Элис, и от осознания вины сердце Пташки бешено забилось.
– Что ты хочешь сказать? На какой земле? Я никогда… – Она замолчала под пристальным и грустным взглядом Элис.
– Джонатан не пришел. И я не увижу его много недель. Скоро он уезжает на войну и должен проводить много времени со своей ротой, – сказала она. Пташка смущенно отвела взгляд, чтобы не видеть ее голубых глаз и раненого взгляда. – Пташка, это ты взяла мою записку? – прошептала Элис. Пташка ничего не ответила, а только с виноватым видом помотала головой. Элис сделала глубокий прерывистый вдох. – Я понимаю… понимаю, отчего ты можешь на меня злиться, – продолжила она. – Я могу тебе объяснить, почему нам пришлось держать все в секрете, но только не здесь и не сейчас…
– Я… ничего не знаю о записке.
– Пташка, прошу, не нужно лгать.
Элис говорила так тихо, так задушевно, что Пташка не могла этого вынести. Ей пришло на ум, что Элис сама лгала ей множество раз – лгала умолчанием, тем, что не говорила правду. Потом вспомнились долгие годы, прошедшие с тех пор, как Джонатан вырезал инициалы на дереве. Ах, сколько свиданий они скрыли за это время! Они прятались, таили свою любовь, особенную и возвышенную, оставляя ее лишь друг для друга. Пташку терзали стыд и злость. Казалось, чувства, которые ее переполняют, вот-вот выплеснутся наружу, потому что пробка, сидящая внутри ее, перестанет их сдерживать.
– Это не я лгунья! – воскликнула она, и Элис в смятении моргнула.
Бриджит подняла голову и посмотрела на них через всю комнату.
– В чем дело? О чем это вы секретничаете? – спросила она.
Пташка яростно повернулась к ней, крутанувшись на месте так, что едва не потеряла равновесия, и почувствовала руку Элис у себя на локте.
– Пожалуйста, не говори ничего, – прошептала Элис, и глаза ее были полны страха.
Пташка вздрогнула, но она уже не могла остановиться.
– Элис тайком встречается с Джонатаном! Они любовники! А он обручен с Беатрисой Фаллонбрук! – выпалила Пташка и уголком глаза увидела, что Элис взмахнула руками и прижала их ко рту, а ее глаза расширились от ужаса. На лицо Бриджит было страшно смотреть. Та уронила деревянную ложку и уставилась на Элис. На кухне наступила мертвая тишина; и Пташке показалось, что сквозь эту тишину она слышит, как оседает земля у нее под ногами и как трескается мир вокруг.
1821
При следующем посещении дома Аллейнов Рейчел так быстро провели к Джонатану, что она даже не успела перевести дух после подъема на холм, на котором стоял Лэнсдаунский Полумесяц. Трава на склоне перед его зданиями была схвачена морозом и побелела от инея. Не было ни ветерка. Все небо заволокло серыми облаками, и определить, где находится солнце, было совершенно невозможно. Миссис Аллейн приветствовала Рейчел, стоя у подножия лестницы, пока дворецкий принимал у гостьи шляпку, перчатки и шубку, а она разглаживала руками подол платья. Они обе ощущали неловкость от ее неопределенного положения: она была не совсем гостья и не совсем прислуга. Ни одна из них не понимала, как следует себя вести, а Рейчел еще и не знала, какой прием ее ожидает в верхних комнатах. Хозяйка была попеременно то радушна, то холодна, то натянута, то проста в обхождении, то резка, то отстраненна.
– Не зайдете ли вы ко мне ненадолго, когда закончите с чтением? – спросила миссис Аллейн, когда они стали подниматься по лестнице.
– Буду очень рада, – ответила Рейчел. «И это будет удобный момент спросить об оплате, а то мой мистер Уикс беспокоится, почему я этого не сделала».
– Я надеялась, что Джонатан сегодня к нам спустится, но… – протянула миссис Аллейн извиняющимся тоном.
– Мужчины строптивы и всегда стремятся к тому, чтобы все было так, как они хотят.
Рейчел улыбнулась, чтобы собеседница не подумала, что она кого-то осуждает, но лицо миссис Аллейн помрачнело.
– Вы совершенно правы, миссис Уикс, – пробормотала она.
Джонатан Аллейн не встал, когда она вошла в его комнату. Впрочем, он и раньше этого не делал, но теперь это пренебрежение правилами хорошего тона вызвало у нее раздражение. Она еще не встречала джентльмена, который при появлении дамы не поднялся бы с места. Рейчел не могла определить: то ли он не вполне джентльмен, то ли она для него не дама. Джонатан распахнул ставни и приоткрыл окно, чтобы через него проникал холодный утренний воздух. На нем были синие бриджи и белая льняная рубашка с закатанными рукавами. Огонь в камине погас, и в комнате было холодно. С поля перед Полумесяцем донесся запах листьев и сырой травы. Рейчел расправила плечи и подошла к нему. Его обнаженные запястья были покрыты мурашками, но лицо слегка блестело от пота – во всяком случае там, где его не покрывала многодневная щетина. На полу рядом с ним стояли бутылка из-под вина и грязный бокал. От хозяина шел тяжелый запах давно не мытого тела.
– Мистер Аллейн… – Рейчел замолчала, когда он резко повернулся и посмотрел на нее. Видимо, ему не сразу удалось сфокусировать на ней взгляд. – Вы не здоровы? Похоже, у вас лихорадка… Здесь так холодно. Позвольте позвать слуг, чтобы они затопили камин…
– Нет, не нужно. У меня такой жар… что, думаю, лишь благодаря этому холоду я еще жив, – произнес он хриплым голосом.
– Но если у вас лихорадка, нужно позвать врача, чтобы…
– Пустить мне кровь? Мне уже достаточно пускали кровь, миссис Уикс. Пожалуйста, садитесь, и хватит об этом. Со мной все в порядке.
Слегка поежившись, Рейчел повиновалась. Глаза Джонатана следили за каждым ее движением. На его мрачном, окаменевшем лице только они оставались живыми.
– На этот раз я принесла книгу из дома. Это сборник новых поэм Китса… Подарок на свадьбу от мужа, – пояснила она. – Причем совершенно бескорыстный, так как, похоже, поэзия его ни капельки не занимает, – добавила она более мягко. «Возможно, мужу понравился бы Байрон».
– А с чего бы она его занимала, миссис Уикс?
– Прошу прощения, сэр?
– С чего Ричарда Уикса должна занимать поэзия? Ведь, несмотря на его смазливое лицо, он неграмотный болван и алчный дурак. Во всяком случае он таким был, когда я в последний раз его видел.
Джонатан сделал глубокий вдох и сел прямее в кресле. Он оперся локтями на подлокотники и сложил домиком свои длинные пальцы. Его ногти были обкусаны, с неровными краями.
– Что ж, я… я полагаю, люди могут меняться и становиться лучше, – пробормотала Рейчел.
