Раньше Дик разбавлял вино, предназначавшееся для Джонатана, прозрачным, безвкусным крепким напитком, который привозили из России, но она не знала ни как тот называется, ни где еще его можно достать. Остатки домашних запасов вина хранились в низком и тесном погребе, расположенном прямо под кухней. На передних стеллажах лежали бутылки из партии, привезенной Диком недавно, но чем дальше от лестницы, тем более древние реликвии обнаруживались на удаленных полках. Эти запасы остались от тех, кто жил в доме в прежние времена. В ту пору, когда этот дом был полон жизни и по-настоящему обитаем, то есть когда к обеду приглашались гости, а после в главном зале утраивались вечеринки с игрой в карты и танцами. Опилки, покрывавшие пол, сгнили и превратились в почти твердый ковер, наполнявший помещение запахом плесени, от которого у Пташки щипало в глазах. Однако она мужественно принялась искать какое-нибудь подходящее пойло, которое можно было бы добавить в вино и при этом не слишком испортить вкус. Увы, из крепких напитков ей удалось отыскать лишь бутылку невероятно древнего бренди, из которой тут же завоняло дегтем, как только была извлечена пробка. Поморщившись, Пташка вогнала ее обратно в горлышко и отправилась в комнату, где стоял перегонный куб и где можно было взять чистый спирт, который она и Сол использовали для приготовления лимонной воды и мятной настойки. Пташка откупорила бутыль и заколебалась. «Если он сыграет в ящик… – так сказал тогда Дик. – Надеюсь, этого не случится?» Пташка на мгновение застыла, терзаемая приступом нерешительности, а затем сделала крошечный глоток из бутыли. Спирт обжег ей язык, заставив закашляться и сплюнуть. Она вновь заткнула бутыль и повесила голову, признав поражение.
В конце концов Пташка отправилась в «Голову мавра», чтобы посоветоваться с Сейди, но та оказалась уставшей, злой и была совсем не расположена ее выслушивать. Пташка огляделась, ища знакомые лица, однако обнаружила лишь тех, с кем говорить у нее не имелось ни малейшего желания. Поэтому она покинула заведение и пошла куда глаза глядят. Девушка медленно шагала по мостовой, пока не достигла аббатства. Средневековое здание высилось гигантской громадиной, по сравнению с которым окружающие дома казались жилищами карликов. Оно напоминало медведя, спящего среди котов. Пташка обратила внимание на резную группу над входом, над которой, в свою очередь, располагалось огромное готическое окно. Крошечные ангелы поднимались по каменной лестнице с множеством ступенек, ведущих на правую сторону фасада. «Это как в жизни, – подумала Пташка. – Бесконечная лестница, по которой порой слишком тяжело подниматься». Внезапно она почувствовала себя очень маленькой. И не просто маленькой, а потерянной и невероятно усталой, стоящей в темноте у подножия какой-то высокой постройки. Пташка покачнулась, и на мгновение ей снова стало семь лет, и она снова, голодная и избитая, стояла на ветру перед фермерским домом близ Батгемптона, слишком слабая, чтобы сделать еще один шаг. Голова закружилась, и город расплылся перед ней, превратившись в одно большое пятно. Пташка споткнулась и наверняка растянулась бы на мостовой, если бы сильные руки, появившиеся словно из ниоткуда, не подхватили бы ее под мышки и не удержали бы от падения.
Сбитая с толку Пташка повернула голову и увидела Ричарда Уикса, со странным выражением на лице глядевшего на нее сверху вниз. Звездное небо вращалось позади него, здания и улицы были в тумане, и на мгновение его лицо стало единственным, что она могла видеть, единственным, что имело смысл. С легким вскриком Пташка обняла его за шею и крепко к нему прижалась; ее горло больно сжалось от подступивших рыданий. Это длилось мгновение. Потом Дик расцепил ее руки и освободился от ее железной хватки.
– Отстань, Пташка! – воскликнул Дик и оттолкнул ее так сильно, что она споткнулась опять.
– Дик, я…
Пташка замолчала и тряхнула головой, чтобы та прояснилась. В этот ужасный миг она была готова ему объявить, как сильно ей его не хватает.
– Что ты здесь делаешь и зачем разглядываешь аббатство, точно лунатик, да еще в такое позднее время?
– Я просто… возвращалась с прогулки. Тебя же не касается, чем я занимаюсь, кажется, так? – Она глубоко вздохнула, чтобы прийти в себя, отвела назад плечи и постаралась не обращать внимания на предательский голос, который нашептывал ей: «Лишь бы он снова меня захотел. Лишь бы захотел». Дик и вправду к ней потянулся, но лишь для того, чтобы больно ухватить ее запястье и со злобой вывернуть руку.
– Это меня касается, когда то, чем ты занимаешься, имеет отношение к моей жене.
– О чем ты говоришь? Отпусти!
Пташка попыталась вырваться, но он только еще крепче сжал ее руку.
– Я говорю о том, что у моей жены почему-то всегда возникает повод о тебе вспомнить! То она видит тебя здесь, то видит тебя там. То ты помогаешь ей спастись от мистера Аллейна, то она замечает, как ты что-то крадешь и уплываешь из города на барже… Во что ты со мной играешь, черт тебя побери? Я же велел держаться от нее подальше!
– Что? Что она видела? – недоуменно нахмурилась Пташка. – Я бы не имела с ней никакого дела, если бы это зависело от меня! Разве это моя вина, что она теперь всюду шныряет по дому Аллейнов? Если твоя жена ходит за мной по пятам и шпионит? Что я могу с этим поделать? Это ты привел ее к ним в дом, это из-за тебя она оказалась на моем пути!
Ричард промолчал, словно собираясь с мыслями, но не отпустил Пташкину руку, которая совсем занемела в том месте, где он ее держал. Слеза скатилась по щеке Пташки, и оставалось только надеяться, что в темноте Дик этого не заметит.
– Почему ты за ней подглядывала? Почему оказалась в комнате, где она встречалась с мистером Аллейном? – спросил он наконец.
– И это еще хорошо, что так случилось, а то он мог бы ее убить! Разве я не говорила тебе, каков он на самом деле? Он душегуб, и твоя жена чуть было не узнала об этом из первых рук…
– Ты что-то задумала, Пташка, и я хочу знать, что именно. Говори.
– Ты что, пьяный? Отстань!
Пташка попыталась вырваться, но Ричард ухватил ее и за вторую руку, после чего начал трясти:
– Говори! Ты хочешь настроить ее против меня? Ты проболталась ей обо мне, о нас? Если так, то, клянусь, я…
– Ничего я ей не говорила! А если что и сказала, то разве что самую малость. Я старалась! Это она меня выслеживает!
– Я тебе не верю, – заявил Ричард. – Ты знала о ее первом посещении Джонатана Аллейна, о ее первой с ним встрече. Знала, и решила за ними подглядывать… для чего? Ты мне скажешь об этом, Пташка, или я пересчитаю тебе все зубы…
Он говорил с пылом, наклонившись к самому ее лицу и брызжа слюной, капельки которой попадали ей на кожу. «Теперь он на меня плюет, тогда как всего несколько недель назад покрывал мое лицо поцелуями».
– В ней… В ней есть кое-что такое, о чем ты не знаешь. О чем ты не можешь знать… – с неохотой сказала Пташка.
Он тряхнул ее снова.
– Что именно? – сурово произнес он, словно нанося удар.
