– Ничего подобного я не делала… – попыталась она возразить, но ей не хватило воздуха.
Руки, сжимающие горло, были стальными, и у нее перед глазами начали плясать яркие пятна. Сквозь них она могла видеть только страшное, беспощадное лицо, придвинувшееся совсем близко, и зубы, стиснутые в бешеной ярости. Комната позади него кружилась и уплывала в темноту. Рейчел колотила руками по плечам и лицу своего противника, будто столь слабые удары могли заставить его ослабить хватку, но боль в том месте, где он пережал ей горло, не ослабевала. Она ощущала свою беспомощность и хрупкость, и все ее усилия были тщетными. «Он меня убьет», – прозвучало где-то на задворках ее сознания. Эта мысль ее никак не встревожила, несмотря на то что ее сердце колотилось от страха, а легкие жгло от нехватки воздуха.
– Отпусти ее! – раздался девичий голос, и Рейчел почувствовала, как чьи-то руки отрывают от ее горла пальцы Джонатана. – Пусти, говорю!
Послышался шум борьбы, и Рейчел, подняв глаза, увидела, как щетка для выметания золы с резким звуком опускается на голову ее обидчика. Облако сажи окружило его, и он, отпрянув, закашлялся. Освободившись, Рейчел упала на пол, жадно ловя ртом воздух. Она попыталась разглядеть, кто ее спас, но женская фигурка отступила в дальний темный угол, спасаясь от гнева Джонатана Аллейна. Тот стоял, протирая глаза, и злобно рычал.
– Пташка, ты вероломная дрянь! – ревел он.
Рейчел с усилием встала на ноги и выскочила из комнаты. Она вихрем сбежала по лестнице и пронеслась мимо миссис Аллейн, которая поджидала ее внизу.
– Миссис Уикс, что случилось? – крикнула она испуганно, когда Рейчел пролетала мимо.
Рейчел не только ничего не ответила, но даже не остановилась, чтобы забрать плащ. Она выскочила на кристально чистый воздух Лэнсдаунского Полумесяца, не думая ни о чем, кроме собственного спасения.
* * *
Пташка воскрешала в своей памяти встречу Джонатана Аллейна с Рейчел Уикс снова и снова. Эта сцена постоянно представала перед ее мысленным взором – и когда она варила ветчину, и когда чистила камбалу, и когда доводила до кипения содержимое стеклянного перегонного куба, и когда чистила яблоки для пирога. Короче, пока вокруг нее продолжалась суета, связанная с приготовлением ужина, а потом с постепенной подачей горячих блюд наверх, к столу миссис Аллейн; вскоре они, впрочем, возвращались холодными и практически нетронутыми. По вечерам хозяйка дома ужинала одна. Рядом с ней накрывали еще одно место для сына, но оно всегда пустовало. Пташке казалось, будто она находится в стороне от всего происходящего в доме и ее окружила невидимая стена, которая заглушает все проникающие извне звуки. Она размышляла о случившемся и не могла понять, почему не испытывает чувство удовлетворения. Ну, не то чтобы она его не испытывала совсем. Разве Пташка не хотела, чтобы он себя выдал? Показал, что он убийца? И разве он не сделал ей одолжения, едва не придушив жену Дика? Но она и так знала о его склонности к насилию, в этом не было ничего нового. Может, он показал, как ее убил? Задушив голыми руками, стиснув шею?
Она представила себе стройную шею Элис, хрупкую, как у птицы, с нежной кожей под пушистыми волосами, словно напитавшимися светом. Потом перед ее глазами встали сильные руки Джонатана с длинными, изящными пальцами. Однажды он посадил Пташку себе на колени перед старым пианино на ферме в Батгемптоне, расстроенным от сырости, и стал, невзирая на это, учить ее играть какую-то песенку. Тогда она и рассмотрела его руки вблизи. Ногти очень чистые и прекрасной формы. Безупречные суставы и костяшки. Когда Джонатан заиграл, она оказалась так зачарована движением его пальцев, что даже не обращала внимания на мелодию, которую он наигрывал. Когда он сказал: «Твоя очередь», а она не знала, с чего начать, разочарованное выражение, появившееся на его лице, уязвило ее. И чтобы отвлечь внимание непрошеного учителя, она схватила обеими руками ладонь Джонатана и укусила его за один из пальцев, засмеявшись, когда юноша охнул и побежал разыскивать Элис. «Твоя маленькая фурия меня укусила», – пожаловался Джонатан, когда нашел девушку во дворе, но, говоря эти слова, он улыбался.
И все же. И все же. Почему ты меня оставила? Именно это он у нее спросил. Пташка остановилась на верхней ступеньке лестницы для слуг и прислонилась к стене, повернув голову в сторону маленького окна, чтобы взглянуть на ночное небо. Небо было чистым, на нем ярко светила луна и сурово мигали звезды. Пташка словно ощущала их ледяное дыхание, касающееся ее лица. Осень стояла холодная, и все предвещало морозную зиму. Пташка закрыла глаза, злясь на саму себя. «А чего ты ожидала? Что он закричит: этого не может быть! Я же тебя убил! Ну не дура ли я…» За то короткое время, которое имелось в ее распоряжении, она подготовила его как можно лучше. Снова принесла ему крепленого вина и, прибираясь у него в комнатах, производила столько резких звуков, сколько могла. Прятала в мешок предназначенную для него еду, чтобы потом от нее избавиться, так что в последнее время он питался практически одним спиртным. Мертвая крыса, которую она положила под его письменный стол тремя днями раньше, уже начала пованивать, наполняя воздух запахом разложившейся плоти. Она надеялась, это заставит его почувствовать, будто к нему подкрадывается сама смерть.
«Почему ты меня оставила?» Именно эти слова встревожили ее больше всего. Разве об этом должен спрашивать у своей жертвы убийца? Они прозвучали так, словно он вправду верил распускавшимся ложным слухам, будто Элис завела другого любовника и убежала с ним, бросив их всех. Однако, что, если… что, если Джонатан убил ее именно по этой причине? Его мотив давно ставил Пташку в тупик. Теперь она лучше знала мужчин, чем тогда, гораздо лучше, но у нее до сих пор не возникало сомнений в том, что он любил Элис. Любил многие годы. Он и Элис росли практически бок о бок, хотя бóльшую часть времени проводили порознь, а не вместе. Но если Джонатан по какой-то причине решил, что Элис намеревается его бросить… этого могло оказаться вполне достаточно, чтобы он решился на самое худшее. Не тот Джонатан, которого она знала до войны, а Джонатан, с войны вернувшийся. Увы, Джонатан, побывавший в Испании, разительно отличался от мальчика, который отправился туда, наполненный радужными мечтами о чести и славе. Но Элис ни за что бы его не бросила. Элис его любила больше жизни. Пташка откинула голову назад с такой силой, что та с глухим звуком ударилась о стену.
Нет, времени для отдыха у нее не было. Она закончила свою работу, набросила шаль на плечи и потихоньку вышла на улицу. Ее башмаки гулко стучали по камням мостовой. Позади линии мерцающих уличных фонарей перед Полумесяцем простирался выгон, широкий и крутой, а за ним, на востоке и юге, лежал остальной город, утопающий в ночи лабиринт темных улиц. Далекие огоньки в окнах домов походили на тусклые отражения звезд, сияющих над головой. Элис непременно повздыхала бы над красотой этой картины, но при мысли об этом Пташка лишь почувствовала у себя во рту кислый привкус и отвела глаза, желая отвлечься от этих глупостей. Она направилась к «Голове мавра» таким быстрым шагом, что, когда пришла туда, совсем взмокла и жадно ловила ртом воздух. В таверне было душно, воняло мужским потом и пивом. Дик Уикс сидел здесь, бражничая в компании прежних дружков; увидев его, Пташка обрадовалась, как никогда раньше. Она взяла у Сейди кружку с пивом и небрежной походкой подошла к его столу.
