Когда дело дошло до решительного объяснения, Ричард Уикс неуклюже промямлил, что хочет видеть ее своей женой. При этом он спотыкался на каждом слове, его щеки горели, и, возможно, именно это проявление уязвимости заставило Рейчел дать согласие. В один из теплых дней в конце июля они отправились на прогулку в сопровождении детей. Нивы, окружавшие Хартфорд-Холл, находившийся к северу от Бата
[2]
, вблизи деревни Маршфилд, скорее золотились, чем зеленели, и казались сонными от тепла и света. Год выдался жарким. Пшеница поспела рано, и среди колосьев в изобилии цвели сорняки – маки и васильки, перемежающиеся пучками мышиного горошка. Рейчел с Ричардом миновали хлебные поля и дошли до верхнего края идущего под уклон коровьего выгона, где воздух был насыщен ароматами земли и свежего навоза, и остановились в тени березы, в то время как дети бегали в высокой траве, напоминая корабли, плывущие по зеленому морю, – кроме Элизы, которая присела в отдалении на низкую каменную ограду, открыла книгу и нарочито повернулась к ним спиной.
– Какое красивое место, вы не находите? – спросил Ричард, встав рядом с ней и сцепив пальцы за спиной.
Сюртук его был снят, а манжеты рубашки подвернуты, и Рейчел обратила внимание, что руки у него загрубевшие, обветренные и мускулистые. Руки рабочего человека, не джентльмена. На нем были высокие, довольно поношенные кожаные сапоги, надетые поверх бриджей табачного цвета, и голубой жилет, который был ему слегка великоват. «Куплен с рук и не перешит. Но это ни капельки не делает этого человека менее достойным», – подумала Рейчел.
– Одно из моих самых любимых, – согласилась она.
За растущими в ряд березами и ивами в нижней части склона местность снова шла вверх и немного холмилась. Там и сям виднелись квадратики полей. Прямо над головой молодой сарыч выкликал своих родителей, его крик был свистящим и каким-то детским, хотя он парил в небе в добрых пятистах футах от них. Рейчел почувствовала, как стянуло кожу на носу, и мысленно взмолилась, чтобы та не обгорела на солнце. От жесткой соломенной шляпки лоб чесался.
– Наверное, вы никогда не захотите покинуть Хартфорд, – пробормотал Ричард.
– Уверена, существует множество мест, которые я полюбила бы не меньше. Те места, которые ты оставляешь, всегда можно посетить снова, – добавила Рейчел.
– Да, вы всегда можете вернуться. – Сказав это, Ричард, похоже, почувствовал, что чересчур размечтался. Он посмотрел на свои ноги и немного потоптался на месте. – Так вы говорите, что выросли в этих краях?
– Да. Моя семья жила в долине реки Байбрук
[3]
, это менее чем в шести милях отсюда. И я провела четыре сезона в Бате, до того как… до того как моя мать умерла. – «И все пошло прахом», – подумала она, но промолчала.
– Простите, я не хотел вызвать грустные воспоминания.
– Нет, что вы. С этими местами у меня связаны самые прекрасные воспоминания, мистер Уикс.
После паузы Ричард тихонько откашлялся и продолжил:
– Могу предположить, что у вас остались какие-нибудь знакомые в Бате и поблизости от него? Ведь во время вашего пребывания там у вас, наверно, появилось много друзей?
– Да, наверно, – смущенно ответила Рейчел. Конечно, он не понимал, что все эти знакомые перестали для нее существовать после позора отца. Впрочем, ей не хотелось открывать на это глаза Ричарду. Рейчел уже говорила ему о смерти родителей, и он счел это достаточной причиной для того, что она стала работать гувернанткой, Ричард никак не связывал это с бесчестьем или нищетой. – Но прошло так много лет с тех пор, как я там жила.
– О, вас не забыли, мисс Крофтон. Я в этом совершенно уверен. Вас невозможно забыть, – добавил он поспешно.
– В Бат приезжает много новых людей, и столько же уезжает, – возразила Рейчел. – А вы сами выросли там?
– Собственно, нет. Я деревенский, как вы. Мой отец был конюхом на постоялом дворе. Но городская жизнь мне подходит больше. Бат мне очень нравится, и я, знаете, не хотел бы жить где-то еще. В больших городах, конечно, много грешат и жизнь зачастую тяжелая, причем это куда больше заметно оттого, что люди там живут скученно.
– Жизнь бывает жестокой, – пробормотала Рейчел, не понимая, почему он завел об этом речь.
– Жизнь – да, но люди становиться жестокими не должны. Я однажды видел, как один человек бил маленького ребенка. Голодного мальчишку в лохмотьях, которому было не больше шести лет. Когда я остановил негодяя, он сказал, что с его телеги упало яблоко и этот мальчишка украл его – выхватил из сточной канавы. И за это хозяин готов был дубасить бедолагу палкой. – Ричард покачал головой и посмотрел в сторону солнца, а Рейчел ждала, что он скажет дальше. – В общем, меня это взорвало. Боюсь, я сломал ему челюсть. – Ричард снова глянул на Рейчел. – Это вас возмущает? Вы шокированы, мисс Крофтон?
– Что должно меня возмущать? То, что жестокий человек мог побить ребенка из-за яблока, или то, что вы вмешались и наказали обидчика? – спросила она сурово.
«Он очень хочет, чтобы я знала, что он храбрый, справедливый и чувствительный». Ричард посмотрел на нее озабоченно, и она улыбнулась:
– Жестокость, проявленная по отношению к ребенку, ужасна, мистер Уикс.
Тогда Ричард взял ее за руку, и внезапно Рейчел обратила внимание на напряженную спину Элизы, явно навострившей уши, и на далекий смех остальных детей. Ветерок шевелил листья березы и теребил прядку волос на ее щеке. «Сейчас начнется».
– Я уже говорил вам, как сильно я… восхищаюсь вами, мисс Крофтон. Как сильно я вас люблю. Я никого так не любил, как вас. Вы должны стать моей женой. – Голос Ричарда был так напряжен, что предложение получилось похожим на приказ, и его щеки залил румянец. Он снова посмотрел на ноги, продолжая держать ее руку в своей. Вышло движение, напоминающее поклон, мольбу. – Не сомневаюсь, это будет выгодная партия и для вас, и для меня. Ваше происхождение, и ваши манеры… так восхитительны, мисс Крофтон. Ваши связи в Бате… Я хочу сказать, наши объединенные возможности… могут… могут привести к общему будущему, куда большему… Я хочу сказать… пожалуйста, выходите за меня замуж, прошу вас. – Он кашлянул, переводя дух. – Если вы окажете мне великую честь и станете моей женой, то я клянусь посвятить жизнь заботе о вас.
Тяжело дыша, он поднял на нее глаза с таким видом, словно едва решился это сделать. «Два предложения с промежутком почти в десять лет. Нынешнее сделано несколько менее изящно, однако, несомненно, оно станет последним». Рейчел ощутила неуверенность, но небо было таким изумительно-синим, его рука казалась такой теплой, а щеки такими румяными, и его глаза так лихорадочно блестели, когда он ожидал ответа на свою неловкую речь. Солнце освещало изгибы его скул и подбородка. «Красивое лицо, озаренное любовью ко мне». Она почувствовала, как сердце ее переполнилось и в нем приоткрылась маленькая щелка. От вдруг забрезжившего чувства нежности, такого неожиданного, давно позабытого, на глаза навернулись слезы.
