Непреклонная леди по-прежнему стояла лицом к окну, как будто решив повернуться спиной ко всему, что происходит в доме.
– Вы ошибаетесь, мадам.
– Ошибаюсь? Тогда позвольте спросить, сколько времени ваш муж пролежал в могиле, прежде чем вы оказались помолвленной с моим сыном? – свирепо проговорила Джозефина.
– Собственно, всего несколько недель, миссис Аллейн, – сказала Рейчел ровным голосом. – Однако я не требую оправданий у вас, миссис Аллейн, за то, что вы, насколько мне известно, продержали Ричарда Уикса в плену всю его жизнь.
При этих словах Джозефина наконец повернулась к Рейчел.
– Да, так и было, – сказала она с ледяной улыбкой. – Его сердцем владела именно я. Вашим он не был никогда.
– Оставляю его вам, миссис Аллейн, – ответила Рейчел. Голос ее дрогнул, и она сделала небольшой вдох, чтобы вернуть самообладание. – Во всяком случае, мадам, память о нем вы можете хранить сколько угодно.
– Вам еще что-нибудь нужно, миссис Уикс? Разве вы уже не получили все, чего хотели? Не украли у меня сына? Вам этого мало?
– Почему вы не можете радоваться тому, что он хочет начать новую жизнь? Что он стал забывать мучившую его боль и у него появился шанс стать счастливым?
– Как я могу радоваться нашей разлуке? Если это все, что вы хотели сказать, то оставьте меня в покое и ступайте прочь. Единственное, что меня радует, так это то, что я больше никогда не увижу ваше лицо. Ее лицо.
– А я стану молиться о том, чтобы мы увиделись снова, – тихо произнесла Рейчел, и Джозефина нахмурилась. – Я пришла сказать вот что. Мне доводилось терять родных, и я знаю, какую боль при этом испытываешь. Я прекрасно помню чувство одиночества, которое посещало меня при мысли, что я больше никогда их не увижу. И я понимаю, как вы сейчас должны… мучиться.
– И это вас, конечно, радует, – прошептала Джозефина, дрожа от возмущения, нахлынувшего на нее, несмотря на давнюю привычку сдерживать чувства.
– Это не так. Джонатану… вашему сыну тоже хорошо известно, что значит терять близких людей. Вы как-то сказали мне, что Джонатан слишком слаб, чтобы справиться с такими потерями, и поэтому он никак не может выздороветь. Но вы ошибались. У Джонатана достаточно сил, чтобы преодолеть тяготы прошлого. Конечно, о том, что произошло, он будет помнить всегда, но его гнев пройдет. Я верю, что в конце концов он вас простит, и я приложу все свои усилия, чтобы это произошло как можно скорее. Я стану ему напоминать о том, как много вы страдали в прошлом и как сильно страдаете сейчас.
Джозефина ответила долгим взглядом. Какое-то время она молчала, и ее тело сотрясала дрожь – от боли или отвращения, Рейчел сказать не могла.
– Оставьте меня, – прошептала наконец миссис Аллейн.
– Конечно, потребуется время. Ведь ему нужно оттаять. Но я обещаю о вас не забывать. Семья слишком важная вещь, чтобы ею пренебрегать.
– Как бы я хотела, чтобы вы никогда здесь не появлялись. И зачем только Пташка уговорила меня вас позвать! – воскликнула Джозефина.
– Но она это сделала, и вернуть уже ничего нельзя. Я надеюсь… я надеюсь, что когда-нибудь ваш гнев тоже иссякнет, миссис Аллейн. Ведь если этого не случится, вы рискуете сгореть в его пламени. Я… я буду вам писать, если вы этого захотите.
– Миссис Уикс, я никогда не получала того, чего желала, – проговорила Джозефина и снова повернулась к окну, расправив плечи и выпрямив спину. Она стояла у сияющего солнечным светом окна в черном траурном платье, и ее застывший силуэт казался похожим на вырезанную из бумаги фигурку, внутри которой ничего нет.
– Прощайте, миссис Аллейн, – пробормотала Рейчел и сделала реверанс, которого никто не увидел.
Когда она вышла на улицу, Джонатан подал ей руку и помог забраться в карету. Он нахмурился, увидев ставшее серьезным лицо своей невесты, но не стал расспрашивать о разговоре с матерью. Пташка сидела на самом краю кожаной подушки со смущенным выражением на лице, словно говорящим, что не ее это дело разъезжать в роскошных каретах. Когда же на лестнице, ведущей в кухню, появилась Сол Брэдбери, девушка чертыхнулась, соскочила на землю, бросилась навстречу кухарке и крепко ее обняла, после чего снова вернулась на свое место. Когда карета тронулась, Пташка высунула голову из окна и бросила последний взгляд на дом, в котором прожила столько лет. Джонатан оглядываться не стал, и Рейчел последовала его примеру. Вместо этого он крепко, почти до боли, сжал ее руку и подался всем телом вперед. Рейчел чувствовала, как пристальный взгляд Джозефины провожает их, будто холодная скорбная тень, оставшаяся у них за спиной.
– Давайте заедем в Батгемптон, – предложила Пташка, когда Лэнсдаунский Полумесяц скрылся из вида. – Надо навестить Бриджит.
Карета остановилась на обочине дороги на Батистон. Джонатан и Рейчел вышли на мост рядом с мельницей и, облокотившись на парапет, стали смотреть на реку, спокойно текущую в сторону Бата. На воде плясали солнечные зайчики, а небо было таким ярким, что разглядеть вдали город было невозможно. Внизу, на берегу, виднелось дерево влюбленных. С ним ничего не случилось, оно разрослось, хоть и стало более узловатым. Старая ива полоскала плети своих ветвей в водных струях, холод которых, казалось, ей совсем не вредил. Рейчел представляла себе это дерево более изящным, стоящим не так близко от дороги, подальше от людских глаз. Может быть, где-нибудь в укромной долине. Рейчел взяла Джонатана под руку и стала ждать, когда он заговорит.
– Я вырезал на нем инициалы. Теперь об этом жалею, – сказал он, заслоняя рукой глаза от солнца. – Это было словно вчера.
– Инициалы?
– Первые буквы наших с Элис имен. Д и Э. Тогда нам было лет по десять. Работа, нужно сказать, оказалась не из легких. У меня на нее ушло несколько часов. А найдя в дупле записку после того, как Элис исчезла, я… достал нож и уничтожил эти буквы.
– Наверно, это была записка Ричарда Уикса, – тихо проговорила Рейчел.
Джонатан посмотрел на нее вопросительно.
– Вы не расстроитесь, если я вам ее покажу?
– Так она у вас? Я думала, она потерялась?
– Так и было. Я ее нашел, когда собирал вещи. Она провалилась сквозь щель в одном из ящиков письменного стола и лежала под ним все время.
С этими словами он вручил Рейчел небольшой листок бумаги, сложенный вчетверо и пожелтевший от времени. Она сразу же узнала руку мужа и вспомнила о полных любви и обещаний письмах, которые Ричард присылал, когда за ней ухаживал. Тот же неряшливый почерк и корявые буквы, кропотливо выписанные каждая в отдельности. Когда она упаковывала вещи, то без всякого сожаления сожгла целую пачку его посланий.
– Это написал он? – спросил Джонатан.
– Да, – кивнула Рейчел. – Кто же еще.
Он взял у нее записку и нахмурился. Рука Джонатана дрогнула, и листок едва заметно качнулся в его пальцах.
