– Простите меня, – сокрушенно бормотал Джонатан снова и снова. – Lo siento, lo siento…
[102]
умоляю, простите.
Потом он принялся ее нежно укачивать, как ребенка, но женщина застонала от боли, и он перестал. Однако она продолжала смотреть на него пронизывающим взглядом, и ее черные глаза сияли в разноцветных лучах льющегося из окна света, как драгоценные камни. Затем умирающая подняла руку и протянула ее в сторону деревянных скамей, хватая воздух тонкими, изящными пальцами. Под ногтями виднелась кровь, от нее исходил запах женского пота, но в этот миг у Джонатана в голове не осталось никаких мыслей, кроме одной: сейчас эта женщина умрет у него на руках. Она повернула голову к скамьям и что-то пробормотала, но звуки ее голоса оказались слишком слабыми, чтобы сложиться в слова. Затем она снова обернулась и посмотрела в глаза Джонатану – в тот самый миг, когда ее оставила жизнь. Всего одно крошечное, почти незаметное изменение. Простое и необратимое, как ток времени.
Протянутая рука женщины обмякла и упала, голова склонилась на сторону, и Джонатан почувствовал, что переживает самый худший момент в своей жизни. А когда он подошел к скамьям, к которым так отчаянно тянулась его жертва, то нашел на одной из них маленького ребенка. Только теперь он понял, почему его мать была вся в крови и почему мысль о смерти приводила ее в такое отчаяние. Девочке явно было всего несколько дней. Крошечная и беззащитная, она была завернута в грязное одеяльце и совершенно невредима. Она спала. Глаза с черными ресницами были закрыты, окаймленное темными волосами лицо выглядело совершенно спокойным. Женщина не хотела покорно принять свою судьбу из-за ребенка, но Джонатан все же лишил эту крошку матери. Он взял девочку и нежно провел грязным пальцем по ее щечке. Кожа оказалась такой нежной, что Джонатан засомневался, действительно ли он ее коснулся. И в этот миг Джонатану стало ясно: его единственный шанс на спасение в этом крошечном чистом создании – он должен вытащить малышку из этой выгребной ямы.
* * *
Ни миссис Уикс, ни Джонатан Аллейн не заметили, как Пташка вернулась. Она принесла кувшин бишопа – теплого, разбавленного водой вина, в котором плавали ломтики подвяленного на огне апельсина – и, стоя на пороге спальни, успела выслушать окончание рассказа. Когда Джонатан замолчал, миссис Уикс подняла его руку и прижала к своей щеке. Этот жест ранил Пташку в самое сердце. Рейчел Уикс склонила голову, и ее светлые волосы блеснули в свете свечей; в этот миг она была так похожа на Элис, что у девушки защемило в груди: «Все дело в том, что она его любит. Именно это делает ее так похожей на Элис». Вспышка ревности, яркая, как молния, длилась всего мгновение и затем сменилась странным ощущением пустоты, похожим на чувство утраты.
– Она бы вас простила, – шепнула миссис Уикс. – Вы должны это понять.
– Простила? Думаю, нет. Ей так хотелось остаться в живых ради своей дочери. Она стремилась уцелеть, и ей пришлось перенести такие мучения, но лишь для того, чтобы умереть от моей руки, – ответил Джонатан.
– Она хотела, чтобы выжила дочь, – сказала Рейчел. – Именно этого желает больше всего каждая мать. Война не лучшее время для материнства, но эта женщина родила и, несмотря на творящееся вокруг безумие, сумела уберечь свое дитя от всех опасностей до самой вашей встречи. И вы сделали то, чего она так жаждала, – спасли Кассандру от смерти. Поэтому я и считаю, что она бы вас простила.
С минуту они молча смотрели друг на друга, и Пташка поняла, что Джонатан не осмеливается поверить в то, что сказала Рейчел.
– Миссис Уикс права. Гибель этой женщины можно считать несчастным случаем. Вы ее не насиловали, а наоборот, пытались выручить из беды. И вы спасли ее дочь. Это не преступление, – проговорила Пташка и тут же почувствовала, что невзначай вторглась в тонкую и чувствительную сферу отношений между Джонатаном и Рейчел. Она застыла, и кровь прилила к щекам. Пытаясь скрыть смущение, Пташка поставила кувшин с бишопом на прикроватный столик.
– Все случившееся было убийством, – произнес наконец Джонатан.
– Но не вам за него отвечать, – отозвалась Рейчел Уикс.
– Так, значит, эта история не заставит вас пренебречь мною? – спросил он.
Рейчел Уикс пристально посмотрела ему в глаза.
– Этого не сможет сделать ничто, – ответила она.
Пташка видела, как долго его ладонь оставалась в ее руке. Эта ласка возникла как бы сама собой и у обоих не вызвала никакого смущения. Соприкосновение их рук могло показаться случайным, но вместе с тем говорило о чем-то очень важном, и они не собирались делиться этим с Пташкой. Они словно отгородились от нее невидимой стеной своих чувств, подобно тому как это делали много лет назад Элис и Джонатан. Она ничего не могла с этим поделать, хотя чувствовала, что становится меньше размером и приобретает черты бесплотного духа, который способен только смотреть на то, что перед ним творится, – без особой надежды вмешаться в происходящее.
– Чем вы займетесь теперь, миссис Уикс? – спросила она и сама удивилась тому, насколько материален ее голос.
Рейчел Уикс перевела взгляд с Джонатана на Пташку, потом опять посмотрела на него и смутилась.
– Мне нужно… нужно похоронить мужа и свекра. Потом я должна продать лавку или нанять управляющего. И мне понадобится… – Она нахмурилась, отпустила руку Джонатана и разгладила юбку на коленях. – Думаю, мне понадобится как-то устроить свою жизнь, – заключила она, поднимая вопросительный взгляд на Джонатана Аллейна.
«Она в нем сомневается, но все равно питает надежду».
– Насколько я понимаю, миссис Уикс, в ближайшее время вы будете обременены множеством дел. Если я могу вам чем-то помочь, прошу без колебаний обращаться ко мне за содействием, – проговорил Джонатан. Рейчел Уикс, промолчав, ответила легким кивком. – Я собираюсь покинуть Бат, – продолжил он. – Мне давно хотелось отсюда уехать. Этот дом стал моей тюрьмой, и настало время вырваться на свободу. Пусть здесь останется мать, у которой будет много времени поразмышлять о произошедшем. Я мог бы уехать… например, в мой дом в Боксе. Сейчас он сдается внаем, но его жителей можно известить, что срок аренды заканчивается… – При этих словах Джонатан осекся и взглянул на Пташку. – Хотя нет, и этот вариант не годится. Пожалуй, с тем местом связано не меньше плохих воспоминаний, чем с этим, – пробормотал он. – Пожалуй, его стоит продать. На свете еще много мест, куда я мог бы поехать.
– Думаю, смена обстановки пойдет вам на пользу и вы скоро поправитесь, мистер Аллейн, – сказала Рейчел сдавленным, слегка дрожавшим голосом.
В течение секунды Джонатан смотрел на нее с недоумением.
– Однако, миссис Уикс… – пробормотал он. – Рейчел… я не тронусь с места, если со мной не поедете вы.
Пару мгновений Рейчел Уикс никак не реагировала на его слова, но затем улыбка засияла на ее лице, словно взошедшее солнце.
При виде этой счастливой картины сердце у Пташки горестно сжалось, Рейчел и Джонатан отдалялись от нее, оставляя Пташку в горьком одиночестве. В глазах у нее защипало. Спотыкаясь, она пошла к двери, направляясь в вестибюль, где, скорее всего, до сих пор стояла миссис Аллейн – еще один призрак, невидимая фигура из темного прошлого, которой не было места в настоящем.
