Изабель вздохнула. Этой мелочи она не учла.
– Что ж, мой милый, давай позовем Мари и она приведет тебя в божеский вид. Базиль давно запряг Полин, чтобы отвезти тебя к мсье Сенневилю, он наверняка уже заждался! От учителя я поеду в больницу.
– Не хочу иг’ать на ск’ипке! – плаксиво протянул Габриель, когда они выходили из комнаты.
– Осталось всего два занятия, а потом будут каникулы!
– Не люблю ск’ипку!
– Пошевеливайся! Нас ждут!
Зажав футляр с инструментом между коленями, Габриель забавлялся тем, что протяжно произносил «а-а-а-а!», а поскольку экипаж часто подпрыгивал на ухабах, при каждом толчке получалось раздражающее слух вибрато. Его ноги в серых шерстяных штанишках ударялись о край сиденья, и серебряные пряжки на новых кожаных башмачках тихо тренькали – мальчику не сиделось на месте.
Заметив, что мать наблюдает за ним, Габриель улыбнулся ей. Изабель погладила его по щеке и заправила за ухо рыжую прядь. Сегодня волосы мальчика были собраны в низкий хвостик, стянутый синей шелковой лентой.
– Габриель, пожалуйста, на уроке старайся, большего я не прошу! Хорошо?
Улыбка сошла с лица мальчика. Он с сомнением покосился на черный футляр – источник своих неприятностей.
– Я никак не могу выучить ф’агмент ко дню ’ождения папы!
– Конечно, ты сможешь! Просто нужно немного постараться и… перестать витать в облаках, когда мсье Сенневиль объясняет урок!
Экипаж-берлина остановился, и Габриель намеревался уже встать, когда мать удержала его, чтобы стереть с подбородка последнее пятно пудры.
– Покажи, как ты здороваешься с учителем!
– Мам, я знаю, как надо здо’оваться!
– Я хочу посмотреть! Уметь себя вести в обществе – искусство, которое откроет перед тобой многие двери. Не забывай об этом, Габриель!
Мальчик вздохнул и отвесил небольшой поклон.
– Хорошо! – похвалила Изабель, снимая с него треуголку. – Вот только ты забыл, что при этом нужно… Габриель!
Два печенья с изюмом упали мальчику на колени. Габриель понурил голову с виноватым видом.
– Ты снова украл на кухне печенье?
– Я не к’ал!
– Неужели? Быть может, ты собирался положить его на место?
– М-м-м… нет.
– Раз так, ты его стащил!
Мальчик молча протянул печенье матери.
– Я его не хочу.
Изабель посмотрела на печенье и после недолгого колебания мягко отвела руку сына.
– Так уж и быть, оставь себе! Тем более что оно уже полчаса путешествует у тебя в волосах… Только постарайся не накрошить на ковер мсье Сенневиля!
С этими словами она отряхнула ему макушку и штанишки.
– Да, мама!
Базиль открыл дверцу экипажа. В берлину проник поток света, и рыжие волосы мальчика показались ослепительно-яркими. Габриель с неохотой встал с сиденья. «Как же ты на него похож!» – с грустью подумала Изабель. И наклонилась, чтобы поцеловать сына в нос.
– Ну, мам… Я уже вз’ослый, не надо…
Базиль, улыбаясь, отвернулся, чтобы не смущать мальчика. Габриель постоял на месте, потом поцеловал мать в щеку и, сунув скрипку под мышку, спрыгнул на тротуар.
– Габи, мы заедем за тобой в четыре! Помни, что я тебе сказала!
– Да, мам!
Они подождали, пока мальчик войдет в дом учителя музыки, и только после этого берлина двинулась дальше. Изабель помогала монахиням Центральной больницы с 1764 года. Смерть маленькой Шарлотты открыла ей глаза на мир, о существовании которого она до той поры не догадывалась. А еще ей до смерти надоело проводить послеполуденные часы в салонах светских дам, считавших себя добрыми христианками и не имевших к беднякам и капли сострадания. «Господь карает грешников за их дурные поступки! Если бы эти люди жили праведно, Всевышний облегчил бы их участь!»
Изабель не могла с этим согласиться. Она знала, что автохтоны и бедняки прилагают все усилия, чтобы выжить, но как добиться более высокого положения в обществе, если у тебя нет ни образования, ни высокой должности, ни полезных связей? Эти люди ежедневно молятся Богу, но не получают вознаграждения за свои страдания. Разве не учит Писание имущих по-христиански помогать нуждающимся?
Для себя Изабель решила, что раз в неделю она станет приезжать в больницу ухаживать за осиротевшими детьми. Когда монахини занимались изготовлением свеч, обуви, просфор или других полезных вещей, она брала в руки иголку и принималась за шитье военных мундиров или парусов для рыбачьих лодок. Вырученные от продажи деньги шли на восстановление больницы, которая два года назад сгорела дотла, – тот пожар уничтожил целый район в западной части города.
Сегодня помощь требовалась сестре Катрин в кухне – заболели две ее монахини-помощницы. Изабель нравилось здесь работать – она вспоминала приятные эпизоды из детства, когда руки были по локоть измазаны клубничным соком и по всему дому разносится сладкий аромат варенья. Маленькой девочкой она с удовольствием вслушивалась в болтовню сестер, и время тогда пролетало незаметно. По прошествии двух часов Изабель вымыла руки и подумала, что ей следует посвящать больнице больше времени. Она получала не только моральное удовлетворение, помогая монахиням, – ей это по-настоящему нравилось.
Уже направляясь к выходу, Изабель прошла мимо кабинета матери настоятельницы. На прошлой неделе она зашла туда за забытыми четками и застала на месте преступления женщину – та выгребала деньги из ящичка для пожертвований. Тридцатипятилетняя Мари-Луизон Гадбуа, мать шестерых детей, выглядела много старше своих лет. Она упросила Изабель не выдавать ее. Чуть ли не ежедневно она приходила в больницу за помощью. Ее муж-вояжер пять лет назад уехал из дома и так и не увидел своего младшего ребенка. Поговаривали, что он не погиб и живет где-то на озерах с индианкой. Его несчастной супруге, чтобы прокормить себя и детей, приходилось торговать своим телом, а при случае и воровать. В обмен на обещание не обворовывать больше тех, кто ее кормит, Изабель согласилась молчать.
Заметно уставшая, она вышла из импозантного каменного здания, неоднократно достраиваемого с 1693 года. Сейчас, в мае 1767 года, строительные работы подходили к завершению. Выполнялись они согласно планам мсье де Монгольфье, настоятеля монастыря Святого Сульпиция, утвержденным градоначальниками в 1758 году. В целом госпиталь занимал площадь порядка десяти арпанов на мысе А-Кайер, вне городских стен Монреаля. Позади здания располагались сады и огород, на котором «серые сестры» выращивали овощи для себя и своих подопечных. Изабель в стенах больницы отдыхала душой. Чувство исполненного долга с лихвой компенсировало физическую усталость, и домой она всегда возвращалась с улыбкой на устах.
На улице было жарко и влажно. Пунктуальный Базиль ожидал у входа возле навощенной, блестевшей на ярком солнце берлины. Мари, которой предстояло сопровождать хозяйку в походе по магазинам, поприветствовала Изабель широкой улыбкой. В воздухе пахло сиренью и яблоневым цветом. Он напомнил Изабель о том, что на послезавтра назначен «сельский праздник» в поместье господина д’Айбуса, куда были приглашены семьи многих канадских сановников и богачей. Приготовления к празднеству доставили Изабель массу удовольствия. Платье из зеленого муслина с рисунком из розовых бутонов и премилых желтых бабочек уже принесли от портнихи, оставалось только забрать заказанную накануне у мадам Кадьё соломенную шляпку. Ту, на которую впопыхах сел Габриель, можно было только выбросить.
