Фальшивый скальный купол изнутри был совершенно прозрачным и позволял разглядеть ясное небо с жизнерадостным блином солнца. Света более чем хватало. Химерическая птица, повинуясь сигналу, спланировала на ровную площадку. Тейт подхватил меня на руки и спрыгнул на землю.
— Отпустить тебя, Трикси? — спросил он коварно. — Или ноги пока не держат?
Честное слово, я такую жажду убийства не испытывала даже рядом с милой белобрысой кузиной.
— Послушай, тебе кто-нибудь говорил, что ты мелкое пакостное зло? — спросила я, стараясь с помощью купола донести смысл максимально ясно.
Однако рыжего это смутило не больше, чем проповедника из «Свидетелей Альтернативы» — закрытая перед носом дверь.
— Говорили, — признал он и с толикой гордости добавил: — Ты даже не представляешь, что и как часто мне говорят.
— Учту. А теперь убери руку из-под платья. И поставь меня на землю.
Послушался рыжий беспрекословно — уже хорошо. А пока я приходила в себя и приводила в порядок одежду, он снова засвистел, но в иной тональности, чем прежде. Крылатая химера вытянула шею, топорща жесткие перья, щелкнула зубастой пастью, больше подходящей какому-нибудь древнему ящеру, и — начала стекленеть. Через несколько секунд она стала совершенно прозрачной и почти бесшумно побежала в сторону ближайших зарослей, оставляя на влажной почве заметные вмятины.
Злость из-за дурацкой выходки как-то испарилась, стало не по себе. И подумалось, что размеры размерами, но вообще-то по законам физики летать такое диво не может. И уж тем более — носить на спине двух пассажиров.
— Слушай… А вот это был айр, да?
— Угу, — подтвердил рыжий.
— И откуда он у тебя?
Откровенно признаться, я не собиралась подкалывать Тейта или смущать. Но он вдруг стушевался и по-детски уткнулся взглядом в собственные ботинки.
— Ну… Может, мне его подарили, потому что я такой хороший?
«Подарили»? Ну-ну. Откуда тогда воспоминания о чудовищном нагоняе, интересно.
— Может, — не стала я спорить. — А мы сейчас где?
Рыжий встрепенулся.
— В Лагоне. И, кстати, чуть не забыл сообщить нашим.
Он торжественно воздел к небу ладонь, сжал руку в кулак — и высоко вверх, едва ли не до невидимого купола, ударил фонтан трескучих оранжевых искр. Длилось это всего несколько секунд, потом Тейт зашипел и принялся трясти рукой, словно обжегшись.
— Вроде хватит. Пойдем. — На лице у него была написана смертельная решимость.
Мне это очень, очень не понравилось.
— Ты ничего не хочешь сказать? Может, мне надо переодеться? — Прикусив губу, я нервно попыталась одернуть подол пониже середины икр, но платье, увы, не тянулось. — Там какая-то опасность? Сначала надо подготовиться? — Шрах, трещу тут, как Лоран в бутике! Позорище… — Ты можешь хоть что-то ответить? Понимаешь, что я говорю?
Рыжий развернулся, сгреб меня в охапку и уперся лбом в лоб.
Дыхание перехватило.
— Ты моя добыча, — произнес он четко, глядя в глаза. — Я тебя никому не отдам. Ничего не бойся и верь мне. Поняла?
Я кивнула, потом спохватилась и склонила голову к плечу. Он усмехнулся и потрепал меня по волосам.
Ноги почему-то подгибались сильнее, чем после падения сквозь фальшивую скалу.
Долина оказалась больше, чем я подумала вначале. В отличие от убежища свободных, рельеф здесь был разнообразнее. Вдалеке виднелось несколько больших холмов и четыре узкие высокие скалы, напоминающие то ли башни, то ли сталагмиты-переростки. Одну широкую расщелину мы обошли по дуге, другую пересекли по каменному мосту. В ближайшем лесу преобладали знакомые уже деревья-великаны с пронзительно-зеленой листвой, но попадались и заросли травы с розовыми соцветиями-метелками. Смертоносная голубая «губка» нигде не мелькала, и то славно.
Когда мы вышли на дорогу, вымощенную светлым камнем, то мне стало жутковато. По обочинам время от времени попадались небольшие шары из материала, напоминающего красно-зеленый мрамор, испещренные полустертыми белыми значками. Шаги порождали гулкое эхо, притом что отражаться звуку вроде было не от чего.
Ни дать ни взять фильм ужасов, где компания глуповатых подростков крадется, нервно перешучиваясь, в какой-нибудь древний храм.
Я попросила остановиться ненадолго, уселась в любимую позу для концентрации потоков — со скрещенными щиколотками — и развернула широкий, на сорок шагов, эмпатический купол второй ступени, как можно более рассеянный и незаметный.
«Ожидай худшего». Если первые два правила дяди Эрнана иногда бесполезны, то это подходит всегда.
Вскоре полоса из светлого камня уперлась в подножие холма, высокого и пологого, со скошенной вершиной. Основание было, по самым грубым прикидкам, километра три в диаметре… Впрочем, с оценкой на глаз таких вот громадин у меня туговато. В конце дороги высилось дерево в три обхвата с густой кроной, сильно прижатое к склону. Нижняя ветвь, с человеческий корпус толщиной, росла от основания под острым углом. С нее свешивались жесткие вьюны, покрытые мелкими белыми цветами. Тейт сглотнул, покрепче сжал мою руку, затем, упрямо склонив голову, отвел в сторону эту естественную «занавеску» и шагнул в открывшуюся арку.
То, что я приняла за холм, оказалось кольцом высоких стен.
Внутреннее пространство было выложено тем же светлым камнем. В нагромождениях скальных обломков я не сразу опознала строения, но потом заметила двери-щели, занавешенные нитками бус и вьюнами… и почти сразу почувствовала присутствие других людей.
Они просто выходили из своих странных домов, но по ощущениям — выплывали, как призраки. Высокие — по большей части выше нас с Тейтом. Непривычно одетые… У одних — сильно облегающие трико, на которых внизу накручено множество лент, наподобие юбки скрывающих силуэт, но не мешающих двигаться. У других — сочетание невероятно широких брюк, перетянутых у колен и у щиколоток, со свободной кофтой, подобранной у пояса, локтей и запястий так, что казалось, точно фигура состоит из шаров. У многих головы закутаны легкими шарфами на манер рыхлого тюрбана, и у всех такие же шарфы широкими кольцами лежат на плечах в несколько слоев.
Стрижки короткие, максимум — волосы до середины шеи.
И, шрах, даже непонятно, кто женщина, а кто мужчина…
Я рефлекторно выпрямила спину и расправила плечи почти до боли.
Рыжий упрямо вздернул подбородок. Между бровями у него пролегла едва заметная вертикальная складка. Многие из тех, кто попадал в мой купол, ощущались размытыми тенями, эмоции и мысли словно что-то глушило. Никакой прямой агрессии, но у некоторых — ярое неодобрение, липкая зависть, злость, предвкушение неприятностей для кого-то другого. У других наоборот — сочувствие. В двух или трех местах мигнули теплые чувства — симпатия, радость, восхищение.
