После работы она не спеша прошла по ларькам в поисках чего-то подешевле. Когда она подходила к своему дому, было уже совсем темно. Ей нужно было пройти двором, где чуть ли не в человеческий рост громоздились сугробы и, конечно, не горел ни один фонарь. Проходя сквозной подворотней, Вера Сергеевна услышала сзади какой-то подозрительный шум – не то скрип шагов, не то треск замерзшего дерева. Она оглянулась, но никого не увидела, сердце ее забилось от нехорошего предчувствия. Ей казалось, что она не одна в этом темном зимнем дворе, что, кроме нее, здесь присутствует кто-то злой и опасный.
Вера Сергеевна прибавила шагу, едва ли не побежала, хотя ей было страшно неудобно – еще соседи увидят, что она бежит, как молодая. Силы уже не те, сердце колотится, ноги болят… Наконец, она добралась до своего подъезда, схватилась за ручку двери и вздохнула с облегчением – еще минута, и она будет дома. На лестнице тоже было темно, как в желудке утконоса, – Генка с первого этажа, паразит, все лампочки вывинтил. Вера Сергеевна осторожно, стараясь не споткнуться, двинулась к лестнице, как вдруг почувствовала чье-то прикосновение. Ей стало так страшно, как не было никогда за всю ее долгую и нелегкую жизнь.
– Кто… здесь? – еле выговорила она слабым от страха голосом.
В темноте раздался щелчок и вспыхнул оранжевый огонек зажигалки.
– Ага, это вы, – удовлетворенно произнес мужской голос.
За то мгновение, пока темнота была прервана оранжевой вспышкой, она тоже успела его узнать. Несмотря на то что слабый свет зажигалки неузнаваемо исказил лицо, изуродовав его глубокими резкими тенями, она узнала этого человека, он приходил в галерею, она видела его раньше с Аделаидой.
– Ты – убийца, – неожиданно твердо сказала напуганная старая женщина, – ты их обоих убил!
Она не видела его лица, не знала, как он отреагировал на ее слова, но продолжила, надеясь спасти свою жизнь маленькой ложью:
– В полиции про тебя уже все знают!
– Врешь, старая сволочь! – раздался злобный голос из темноты, и жесткая мужская рука схватила ее за воротник и резко рванула.
Вера Сергеевна потеряла равновесие и упала бы, если бы убийца не удержал ее на весу. Он встряхнул ее, как куклу, и злобным шепотом повторил:
– Врешь, старая карга! Никто меня не видел, а если и видел, то не сообразил ничего! Ты теперь никому уже ничего не расскажешь!
В темноте раздался сухой металлический звук, Вера Сергеевна поняла – он выбросил лезвие складного ножа. Она знала, что наступили последние мгновения ее жизни. И вдруг она догадалась. Она вспомнила, откуда ей знакомы интонации его голоса, черты его лица, его жесты, тот поворот головы, каким он обернулся в ее сторону однажды, когда заходил в галерею еще давно, при живой Аделаиде. Она все вспомнила и сказала удивленно:
– Я тебя узнала. Я знаю, кто ты такой.
– Да? Значит, догадалась, старая каракатица? Тебе от этого легче не будет. Все равно – сдохнешь здесь, в своей помойке.
Острая боль пронзила ее горло, проткнула все ее существо ударом молнии. Вера Сергеевна захрипела, закашлялась, захлебнулась кровью и замолкла навсегда. Ее безжизненное окровавленное тело тяжело грохнулось на грязный лестничный пол. Убийца брезгливо перешагнул через труп старухи, стараясь не запачкаться кровью – в темноте это было не так просто. Выйдя во двор, он оглядел свою одежду, – но во дворе тоже было достаточно темно. Мокрым подтаявшим снегом он вымыл руки, вытер лезвие ножа. Постоял немного, унимая нервную дрожь и внезапно подступившую дурноту. Потом набрал в ладони снега и умыл лицо. Это его немного привело в себя. Он удивился своим ощущениям. Первое убийство тоже далось ему нелегко, он отвратительно себя чувствовал, его выворачивало наизнанку, но во второй раз было намного легче, он даже почувствовал какое-то возбуждение, сродни легкому опьянению, и подумал, что следующее убийство тоже будет легким. Но сейчас у него перед глазами стояло выхваченное короткой вспышкой света из окружающей темноты лицо одинокой старой женщины, и он чувствовал странную боль… Неужели это так называемые угрызения совести? Он не верил в такую химеру, как совесть, – все это выдумано попами и писателями, все это – литература, девятнадцатый век. Нормальный деловой человек не может оперировать такими вымышленными категориями. То, что он делает, – всего лишь бизнес. В бизнесе зачастую приходится делать вещи не очень приятные, но бизнес есть бизнес… Что же с ним сейчас происходит? Неужели убийство нищей старухи – больший грех, чем убийство двух процветающих, хорошо устроенных в жизни, обеспеченных людей? Да ерунда все это, просто нервы разыгрались, надо будет потом показаться врачу. Все, пора уходить, не хватало еще здесь с кем-нибудь столкнуться…
Он вытер носовым платком мокрое лицо и быстро пошел по узкой тропинке среди высоких сугробов. Выйдя из темной подворотни, он оглянулся – ему никак было не избавиться от ощущения, что в спину ему смотрят полные страдания и упрека глаза убитой им старой женщины.
«Ну надо же, – думал он, – она меня узнала. Догадалась, старая перечница, кто я. Но если она узнала, то и другие могут догадаться».
Нет, выходит, дело еще не закончено. Ему придется еще раз прийти сюда, в квартиру этой старухи, и кое-что там уничтожить. Жаль, он не догадался сделать этого раньше, надо было сегодня, перед тем как убить старуху. Теперь же, после убийства, ее квартира будет в поле зрения полиции… Вернуться сейчас никак нельзя – старуху могли уже найти. Придется выждать, пока все не утихнет… Это случится скоро – вряд ли долго будут разбираться со смертью нищей, никому не нужной старухи… При этих мыслях он издал тихий смешок.
Да, жаль, что ему не пришло в голову уничтожить это раньше… Честно говоря, он не думал, что его так легко узнать… Ну что же делать – после драки кулаками не машут. Надо не сокрушаться о сделанном, а исправлять свои ошибки.
Он вышел на освещенную улицу. Навстречу попался одинокий прохожий и как-то странно взглянул на него. Он забеспокоился, оглядел в свете уличного фонаря свою одежду и руки. На правом рукаве было влажное темное пятно. Вряд ли прохожий мог что-то заподозрить – скорее всего, ему показалось странным выражение лица проходящего человека, возбуждение и отчаяние во взоре… Как, однако, он неосторожен… Надо будет уничтожить это пальто – сжечь где-нибудь, а не то экспертиза сможет установить, что кровь на рукаве принадлежит убитой старухе. Все из-за темноты… Но при свете ему было бы еще страшнее смотреть ей в лицо.
Лизавета позвонила мне на работу, сказала, что Володя меня срочно разыскивает, чтобы я бросила все и летела к Нине Ивановне, потому что случилось несчастье. Я примчалась, не думая уж застать его тещу в живых, и удивилась, когда она сама открыла мне дверь. Увидев меня, она привычно заплакала, видно не в первый раз за сегодня, и сообщила ужасную новость, что Веру Сергеевну зарезали вчера вечером в собственном подъезде и что Володя чуть ли с инфарктом не слег.
– А вы как? – спросила я заплетающимся языком.
– Лекарств напилась, это в спокойной обстановке можно поболеть, а сейчас некогда вам еще со мной возиться.
