– Ясно. В таком случае возвращаемся к человеку из МГБ. Кстати, он вам представился?
– Да, его зовут Абрамов Леонид Сергеевич. Он капитан госбезопасности, – охотно доложила Леля, а Николай это тут же записал.
– И о чем же вы с ним договорились?
– Мы долго совещались, что делать, – вздохнув, проговорила Леля. – Он предлагал рассказать все как есть маме. Но тогда пришлось бы объяснить, почему он хочет нам помочь. А рассказывать маме о том, что он Лидин знакомый, категорически нельзя.
– Это он вам сказал? – уточнил Кочергин.
– Да нет, что вы? Я сама знаю. Он, наоборот, говорил, что неважно, как отреагирует на это известие мама, зато мы будем знать правду. Ведь Лиде уже хуже не будет. Правда, мне за это влетит, и, наверное, меня посадят под арест до конца жизни, но это не важно.
– Это он так говорил?
– Да. А я сказала, что маме лучше не рассказывать. А еще он предлагал занять денег под залог креста. Но это очень опасно – крест ценный. Возможно, его не удастся выкупить, к тому же это займет время. А занять денег я сама не могу.
– И что же тогда вы решили? – уже зная о том, что они решили, спросил капитан.
– Решили отдать тому человеку крест на время в качестве залога, пока не соберем деньги. А потом выкупить. Леонид Сергеевич хорошо знает этого человека. Он уверен, что тот согласится, – с явным облегчением рассказывала Леля.
– Та-ак. И когда вы должны передать ему крест? – сложив перед собой на столе руки и демонстрируя полнейшее спокойствие, спросил Кочергин.
– Я уже передала вчера вечером. Когда мама была на дежурстве. Она у меня врач. У нее вчера в больнице дежурство было.
В ответ на это заявление Кочергин лишь с силой и чувством хряпнул кулаком по столу. Так, что чернильный прибор подпрыгнул.
– Опоздали, – сказал он бесцветным голосом спустя минуту, откидываясь на спинку стула.
Леля сидела, сжавшись в комочек, и испуганно смотрела на капитана.
– Куда опоздали? – спросила она озабоченно, поняв, что припадок у капитана уже закончился.
Но тот только вздохнул.
Глава 23
– Звони, – поторопила Тамерлана Таисия. – Чего замер?
За старинной двустворчатой дверью раздался дребезжащий звонок.
Таисия с интересом рассматривала бронзовую табличку на двери. «Профессор математики, доктор физико-математических наук Приклонский Константин Львович».
– Как думаешь, это ее муж? – толкнула Таисия локтем Тамерлана.
– Не знаю, – отмахнулся тот. – Ты слышишь что-нибудь? Она вообще дома?
– Ты же с ней договаривался, – пожала плечами Таисия и еще раз нажала кнопку звонка.
Дверь распахнулась, когда они, потеряв надежду, уже собрались отбыть восвояси.
– Что же вы так нетерпеливы, молодые люди? – раздался из темноты за дверью высокий, чуть скрипучий голос. – Я же не могла открыть вам, не приведя себя в порядок. Заходите.
Таисия робко шагнула во тьму. За ней Тамерлан. Дверь захлопнулась.
– Ой, как темно. Может, свет зажечь? – таращась в темноту в попытках разглядеть хозяйку, предложила Таисия.
– Невозможно. Лампочка перегорела три года назад, – пояснил все тот же голос. – Идите за мной.
– Так может, ее вкрутить? Мы поможем, – предложила Таисия, почувствовав себя тимуровцем.
– Невозможно. Потолки пять метров, ни с одной стремянки не дотянуться, – пояснила хозяйка, судя по голосу, начавшая движение по коридору.
Таисия перестала спорить и двинулась за ней. Тут же на что-то наткнулась, потом еще раз и еще.
– Держитесь посередине, там много вещей, – посоветовала издалека хозяйка. – И не спешите.
Таисия нащупала Тамерлана, и они в кромешной тьме двинулись вперед, ощупывая ногами путь и растопырив в стороны руки. Было страшно, интересно, загадочно. Как в детстве. Когда Таисия начала получать удовольствие от игры, впереди распахнулась дверь и узкая полоска яркого, как прожектор, света рассекла густую непроглядную тьму коридора.
– Ой! – пискнула от неожиданности Таисия.
– Смелее! – позвала их из комнаты хозяйка.
– Странная она какая-то. Не находишь? – поделилась Таисия с другом шепотом.
– Нет, просто старая, – пробормотал Тамерлан, полностью сосредоточившийся на маршруте.
Кусок прихожей, вырванный из темноты узким лучом, показался Таисии кадром из какого-то позабытого фильма. Что-то фантастическое, вспомнить бы что. Вертикальная поверхность освещенной стены была сплошь покрыта вещами. Они стояли друг на друге, были беспорядочно навалены, прислонены и подвешены. Тут были стол, два стула, тумбочка, тазы, радиоприемник, картина, три шляпные картонки, швейная машинка в футляре, кукла, оленьи рога, пальто с меховым воротником, сильно поеденное молью, трехколесный велосипед древней конструкции, помятый самовар и что-то еще, Таисия не успела рассмотреть. Тамерлан впихнул ее в комнату.
– Присаживайтесь, молодые люди, – услышала Таисия слегка дребезжащий голос и, обернувшись, увидела наконец хозяйку необычной квартиры.
Нина Константиновна Приклонская была дамой видной, с уложенными в старомодную прическу волосами, пышным бюстом и тонкими лодыжками. Узенькие укороченные брюки и шелковая туника очень ей шли. Похожа была Нина Константиновна скорее на опереточную артистку на пенсии, чем на профессора химии.
Таисия кивнула хозяйке в знак благодарности и осмотрелась в поисках места, куда бы присесть.
Комната была почти так же загромождена вещами, как и коридор. Основу меблировки, жемчужину, если так можно выразиться, коллекции составлял гарнитур из карельской березы. Диван, два кресла, обтянутые бирюзовым шелком, стол, горка и изящное бюро. Остальная мебель с этим роскошным комплектом никак не гармонировала. Здесь была старомодная радиола на тоненьких ножках, полированная стенка времен расцвета застоя, большой обеденный стол начала XX века, книжные полки, ковры, два телевизора – один советского производства, другой современный, плазменный.
– Да-да, увы, – поймав Таисин взгляд, вздохнула хозяйка, – ужасная дисгармония. Мечтаю привести квартиру в порядок и выкинуть все ненужное, но хлама только прибавляется, – усаживаясь в уродливое кресло-качалку, сработанное безрукими умельцами из ДСП и обитое отвратительной коричневой в клеточку тканью, пожаловалась Нина Константиновна. – Понимаете, у меня очень просторная квартира. И все мои знакомые взяли за моду подкидывать мне на хранение вещи. На время. На время ремонта, переезда, отправки на дачу. Потом они о них забывают, и все это длится десятилетиями. А я никак не могу отказать. И выбросить жалко или неудобно, – огорченно рассказывала Нина Константиновна, раскачиваясь в кресле. – Когда был жив папа, он страшно ругался. Называл меня бесхребетной размазней, которая никак не может отказать наглецам, садящимся мне на шею. Увы, это действительно так. Что делать, ума не приложу, скоро самой жить будет негде, – голос ее звучал слабо и беспомощно.
