– Вот как!
Девушка опустилась рядом с ним на колени, коснулась его ноги, осторожно усаживая в кресло. Его руки она положила ему на колени и взглянула на пострадавшую ладонь. Лезвие порезало четыре пальца; впрочем, раны были неглубокими.
– Ничего страшного. Я боялась, что придется вызывать Типтона, чтобы наложить швы.
Мистер Милрой так низко наклонил голову, что от его дыхания шевелились волосы у нее на затылке.
– Типтона? Это муж вашей сестры?
Уинни удивила такая осведомленность. Вряд ли лорд Невин откровенничал с мистером Милроем о семейных узах Бидгрейнов.
– Да. Он отличный хирург. Я часто ассистирую ему, когда он наведывается в тюрьмы и на фабрики.
– В подобных местах женщинам не место, – заявил Кинан, и злость на Уинни тут же переросла в недовольство ее окружением. – Ваших домашних следовало бы научить получше заботиться о вас.
Девушка опустила его руку в миску с прохладной водой, смыла кровь с ладони.
– Мистер Милрой, подозреваю, что вы кое-что слышали обо мне и о моей семье. Но уверяю вас: вы ошибаетесь.
Она вынула его руку из воды и обрадовалась, увидев, что кровотечение почти прекратилось. Уинни промокнула рану и дала Милрою полотенце, чтобы он вытер ладонь насухо, а сама тем временем открыла небольшую баночку с мазью.
– Пахнет неприятно, – призналась Уинни, поморщившись, когда запах мази наполнил комнату. – Но Типтон настоятельно рекомендует ее для лечения мелких порезов.
Когда Уинни закончила перевязывать его руку, Кинан сжал и разжал пальцы.
– Больно. Голландец не обрадуется, если моя рана будет долго заживать.
– Я так полагаю, Голландец – это еще один ваш друг?
Уинни взяла миску и бинты. Подошла к двери и протянула все это стоявшей в коридоре служанке.
Кинан заметил, что шаль упала на пол, подобрал ее и повесил на подлокотник кресла. Прикасаясь к ней, он удивился – такая мягкая!
– Да, и очень хороший друг. Он тоже боксер. Я познакомился с ним, еще будучи юнцом. Я тогда просто молотил кулаками, вместо того чтобы боксировать. – Кинан покачал головой, засмеялся своим воспоминаниям. – В первом же бою я пропустил удар в лицо. В результате – сломанный нос. – Он осторожно погладил переносицу. – Черт, ну и разозлился же я тогда! Из носа ручьем хлестала кровь… Через десять минут я его уложил. С тех пор мы друзья. – Он постучал по переносице. – Никому больше не удавалось так меня достать.
Уинни, желая занять чем-то свои дрожащие руки, потянулась за одним из отцовских графинов. Ей было совершенно непонятно, почему Кинан с таким воодушевлением говорит о крови и насилии. Несмотря ни на что, он ей нравился. Здесь у камина, облаченный в черные бриджи и сюртук, с крахмальным платком на шее, он ничем не отличался от любого другого джентльмена ее круга. Однако их миры разделяла непреодолимая пропасть.
Девушка села рядом с гостем, протягивая ему бокал.
– Это лучший напиток моего отца, – ответила она на молчаливый вопрос, когда Кинан удивленно изогнул бровь. – Коньяк. Подозреваю, что контрабандный, хотя отца хватит удар, если я осмелюсь высказать свои подозрения вслух.
Милрой принял протянутый бокал. В глаза Уинни бросилась его перебинтованная рука – она тут же вспомнила, что натворила.
– Не волнуйтесь так, Уинни. Рука заживет. – От улыбки Кинана ей тут же стало теплее, как будто это она, а не он, хлебнула французского коньяка. – Только ирландский неотесанный чурбан мог схватиться рукой за лезвие шпаги.
Девушка не стала с ним спорить. Она опустила взгляд на рукава своего пеньюара. Уинни закатила их, когда лечила ему руку. Аккуратно опуская рукава, чтобы хоть чем-то занять свои руки, она размышляла над тем, как бы озвучить свои опасения.
– Мистер Милрой…
– Кинан, – поправил он. – Я ради вас кровь пролил. И прошу о такой малости – услышать свое имя из ваших уст.
Она робко улыбнулась ему в ответ.
– Кинан, что вас сюда привело?
В его глазах загорелось любопытство.
– Разве это не очевидно? Когда вы не ответили на мое послание… а ваши слуги вышвырнули на улицу моего посыльного, неужели вы полагали, что я не явлюсь, чтобы узнать причину этого?
В его глазах отражались языки пламени, но из темно-синей глубины веяло холодом. Полумрак еще больше подчеркнул мужественные черты его красивого лица, и Уинни показалось, что она имеет дело с созданием ночи, а не с человеком из плоти и крови. Кем бы он ни был – дьяволом или человеком, – она боялась его. Под тяжелым взглядом Кинана Уинни не торопясь устроилась в кресле напротив.
– Мистер Милрой, меня целый день не было дома. Экономка отослала вашего посыльного, потому что не знала, когда я вернусь. Она вручила мне ваше дерзкое послание, как только я переступила порог.
– Я был дерзок? Прошу меня простить. Такому чурбану как я еще многому придется научиться, – с усмешкой произнес он.
Девушка заерзала в кресле. От напряжения у нее сжимались кулаки.
– Что ж, мне следует принять в расчет, – пробормотала она колко, – что если человек изо всех сил хочет казаться неотесанным чурбаном, ему очень сложно отказаться от этой заманчивой роли.
Милрой схватил Уинни за руки, потянул ее из кресла и одновременно поднялся сам. Девушке пришлось приподняться на носочках. Ее охватил неподдельный ужас, стало тяжело дышать.
– Маленькая притворщица!
Обвинение сбило ее с толку.
– Кто?
Кинан чуть ослабил хватку, поставил ее на ноги. От вынужденной близости сердце Уинни едва не выпрыгивало из груди. Ей казалось, что Кинан тоже слышит, как часто оно бьется.
– Вы, – прошептал он, и девушка подняла на него глаза. – Я слышал, что о вас говорят. Мужчины так и вьются вокруг вас, мечтают жениться на такой красавице. Они гадают, кто получит право коснуться вас, поцеловать…
Его губы были совсем близко. Уинни невольно запрокинула голову, подставляя уста для поцелуя. В ее груди защемило от предвкушения, страха и желания – неразрывный, запутанный клубок ощущений.
Кинан не отрываясь смотрел на ее рот, но целовать не спешил.
– Они задаются вопросом: «Почему никто не смог завоевать Уинни Бидгрейн?» Мужчины предлагали вам руку и сердце, бросали к вашим ногам целые состояния, но вы всем отказали. Почему?
Он встряхнул ее, чтобы она смотрела ему прямо в глаза, хотя встречаться с ним взглядом Уинни хотела меньше всего. Она знала, что ее глаза не смогут солгать. Некоторые полагали, что она слишком переборчива. Были и те, кто считал, что всему причиной ее гордость: виданное ли дело, чтобы первой вышла замуж младшая сестра! Но никто, даже ее драгоценная семья, не знал ужасной правды.
Вот уже два сезона ей не давала проходу небольшая группка мужчин: лорд Миддлфелл, мистер Диго, мистер Терри и мистер Эстилл. Эти избалованные, развязные хлыщи ради смеха заключили пари на ее добродетель.
